Мир приключений, 1927 № 07 - [18]
— Бог мой, — жалобно воскликнула девушка, — мое платье!
— Вот именно, я не решался упоминать об этом, — он рассмеялся, но, увидав, что у нее дрожат губы, торопливо спросил — где же ваше платье, сенорита?
Продолжая обнимать руками колени, она показала пальцем вверх по реке. Мужчина наклонился и, несмотря на то, что девушка отчаянно отбивалась, посадил ее минуту спустя возле двух белых частей одежды и ярко-красной ленты из волос. Потом улыбнулся и, отойдя в сторону, сел спиной к ней на землю.
Он рассеянно теребил редкую траву и за спиной его шуршала платьем, торопливо одеваясь, девушка. Минуту спустя, она крикнула «можно», и он обернулся и увидел, как она заплетала густую косу. Девушка улыбнулась ему глазами и губами. Улыбаясь ей в ответ, он спросил:
— Вы совсем оправились, сенорита?
— Да, но если бы не вы, я была бы там… — Она вздрогнула и кивнула на мрачную воду. — Я вам очень благодарна.
— Вы говорите по-английски?
— Всего только два-три слова я знаю: «проклятие» и «виски», и еще несколько слов.
— Попросту говоря, самую необходимую часть нашего словаря?
Девушка была занята лентой и продолжала говорить:
— Я Бонита Вальдез. Я живу там вон, с матерью, она очень злая. — Она слегка кивнула головой к югу. — Отец умер или ушел от нас куда-то. Он был очень не хороший. Говорят, что он был разбойником, как Эль-Койот, только не таким могущественным и смелым.
— Эль-Койот? — спросил он.
— Да, он вне закона и скрывается где-то на границе. Вы же, наверно, слышали про него. У него целая шайка и никто не может его поймать, такой он ловкий. Ночью он в одном месте, а на заре совсем в другом. Он носит черную маску и ездит верхом на большой черной лошади стреляет… ах, замечательно стреляет! — Она восторженно замолчала.
— Как интересно, — пробормотал человек.
— Я купалась, когда приехал сенор, потом течением меня унесло, и я проснулась, когда сенор стоял возле меня, а я была раздета Это было очень плохо и мне стыдно.
Она надула красные губки, потом улыбнулась ему.
Она казалась ему очень желанной в эту минуту. Она улыбалась с самоуверенностью жизнерадостной юности.
Очень желанной… Человек смотрел на нее с откровенным восторгом, как коллекционер, отыскавший в пыльной лавченке драгоценную вазу. Ему она казалась прекраснее вазы. Потом он покачал головой. Жизнь в порыве вдохновения создала. это стройное тело и вдохнула в него пламя юности и способность любить. Но к чему все это? Чтобы со временем выйти замуж за грязного мексиканского крестьянина, наполнить мир такими же грязными мексиканцами и стать потом старой и безобразной…
Лошадь подняла голову и покосилась на разговаривавших. Девушка захлопала в ладоши:
— Ах, какая лошадь! И седло оправлено в серебро. Сколько оно должно было стоить!
Человек покачал головой.
— Оно стоило очень дешево. Нужно было всего несколько убедительных слов. Я приобрел эту лошадь сегодня на рассвете.
— Все-таки, — продолжала она, — вы должны быть очень богаты. Мой Педро говорит, что когда он будет богат, он подарит мне седло из серебра и золота. Это будет мое собственное седло. Но Педро очень бедный, он пасет овец дона Томаса Торрито, а по вечерам он приходит к нашей двери, играет на мандолине и поет.
— Я понимаю, — улыбнулся мужчина, вспоминая про незамысловатую любовь наивных, как дети, жителей пограничной полосы.
Она не поняла значения его слов.
— Педро говорит, — продолжала она, — что когда у него будет достаточно денег, чтобы купить свинью и двух овец, он попросит падре повенчать нас. Но это глупая болтовня, потому что я не люблю Педро.
Улыбка на губах человека исчезла. Он вопросительно взглянул на девушку и сказал:
— Простите меня, сенорита, я вас не понял.
Мужчина извинялся за свое ошибочное суждение, но внимание девушки было уже обращено на большой шрам, пересекавший его правую щеку.
— Какой смешной порез!
Он невольно провел рукой по щеке, потом отрывисто сказал:
— Да, очень забавный. Но где же эта деревня, в которой вы живете, сенорита? Вы говорили про дона Томаса Торрито, который живет там. Он толстый, смешной и важный человек?
— Да, он живет за деревней, в большой гациенде. Моя мать говорит, что он вызывает дьяволов и знает заговоры.
— Ваша почтенная мать без сомнения права. Но мне может быть понадобится попросить у него заговора.
Она широко раскрыла глаза, но он ничего не пояснил ей.
Спускался сумрак. Вспухшая река мрачно торопилась вперед. Зачарованные наступающей ночью, мужчина и девушка сидели молча. Потом девушка вскочила.
— Уже поздно! — Она торопливо перевязала черные волосы красной лентой. — Прощаться ли мне с большим сенором или мы еще встретимся?
Он медленно ответил, не отрывая глаз от лиловых далей пустыни:
— Мы еще встретимся.
Она убежала, махая ему на прощание.
Он провел рукой по глазам.
— Она — юность, — сказал он себе, — а юность сама себе оправдание, каков бы ни был конец. Она — юность, весна мира, мимолетное мгновение любви…
Он усмехнулся:
