Мир приключений, 1927 № 07 - [10]
Из того места, где пуля настигла беглеца, сопровождаемое оглушительным взрывом полыхнуло огромное пламя.
Раньше свалился Янек, смертельно обожженный огнем. На него медленно, как бы нехотя, склонился Антось; оба горели ярким, бездымным пламенем. В воздухе отвратительно запахло горелым мясом. Пуля попала в запасный снаряд, лежавший в ранце на спине офицера, пробила оболочку и воспламенила начинку.
— Искать, — прохрипел командир прискакавшего первым кавалерийского разъезда, и бросился сам шарить руками у стены. Освещавший их человеческий костер потухал.
— Фонарей, — крикнул он, не оборачиваясь.
Засветились фонари.
— Бонбы… товарищ командир! — Двое красноармейцев подбежали к нему, неся в руках по тяжелому снаряду, в гладких, полированных стенках которых отражались лучи фонарей.
— Кидай!.. — закричал кто-то.
— Не смей, — рявкнул командир.
Выхватив у одного из красноармейцев снаряд, он бросился к лесу, крикнув другому — За мной!
Фонари направились им в спину, освещая путь. Они уже добрались до опушки.
— Сейчас кинуть снаряды вглубь леса…
Грохот взрыва на минуту покрыл звуки канонады… трубка догорела… Полчаса прошли…
Злобно грохотали орудия, нащупавшие, наконец, польскую батарею.
ЖЕСТКИЙ 1000
Рассказ из железнодорожной жизни
Марка Троекурова,
Иллюстр. В. Н. Селиванова
Начальник участка Степной ж. д. инженер Скуловпч нахмурил лоб и философски изрек:
— Всякому делу следует отдаваться с увлечением, тогда успех обеспечен.
— Бесспорно. Ваш личный пример блестяще подтверждает эту истину, — отозвался ревизор движения Гапченко.
Гости весело рассмеялись.
Во-первых, прописные сентенции — единственная начинка Скуловича, во-вторых, он только что осилил запутанный лабиринт предварительных ухаживаний за очаровательной блондинкой, лабиринт, приведший его к светлой точке гражданского отдела, а, в-третьих — Гапченко сам застрял в теснинах этого лабиринта, что также было всем известно.
— Склонность к глумлению есть доказательство поверхностного мышления, — собравшись с силами, отпарировал Скуловпч.
— Излишнее глубокомыслие ведет к потере аппетита, — не унимался Гапченко.
Толстяк Кумов, безобидный обжора, решил, что вопрос перешел в область его компетенции. Он только что осилил монолитную глыбу жирной кулебяки и теперь старался водворить ее на надлежащее место гидравлическим прессом различных напитков.
— В потере аппетита виноваты женщины. — вставил он с легким шипением, силясь преодолеть давление последнего стакана пива. — Шерше ла фамм, так сказать.
Место выдавленных слов заняла новая порция гидро.
— Правильно, Кумов. И чаще всего блондинки, — поддержал приятеля сухой, как шпала, Залкинд. — Прискорбный случай, собравший нас к пиршественному столу, лишний раз подтверждает эту грешную истину.
Гости рассмеялись снова, кто-то даже зааплодировал. Новобрачная Марья Павловна, хорошенькая блондинка, шутя потрепала остряка за седеющие вихры.
— Вот вам, противный! Разве брак — прискорбный случай?
— Для не женившихся — да.
Скулович показал гостям только что полученную телеграмму и продолжал:
— Мое первое замечание было вызвано вот этим. Поздравление от бывшего нашего служащего по охране дороги, Жбанкова.
— Я его знал. Где он теперь? — спросил Кумов, сгоняя бутылки к своему прибору.
— Искореняет бандитизм на Восточно-Китайской дороге. Талантливейший парень. Советский Шерлок Холмс, так сказать. Врожденное дарование. Какая логика, какие выводы, заключения! И заметьте: человек без всякого образования.
— Встречаются такие, — вставил Гапченко. — И среди образованных бывает наоборот…
Скулович пропустил замечание мимо ушей, он продолжал восхищаться Жбанковым:
— Как тонко он предотвратил нападение на наш ускоренный в прошлом году! Вероятно, все еще помнят?
— Я не слыхал.
— Что-то не припоминаю…
— Расскажите, Иван Станиславович. Вы у нас спец по этой части, — заинтересовались гости.
— По части открытия Америк, — пробурчал верный себе Гапченко.
Скулович зачем-то нацепил на нос пенснэ и глубокомысленно нахмурил лоб, словно действительно готовился к открытию неведомого материка.
— В этой истории мне придется согласиться с Залкиндом по вопросу о блондинках. Одну блондинку придется вывести на сцену, даже, если позволите, целых двух.
— Может быть одна — крашеная? — булькнул Кумов в пивную пену.
— Вопрос об окраске не будет иметь существенного значения, — серьезно сказал Скулович.
— Значит, нам не ждать красочного рассказа? — снова съехидничал Гапченко.
Слушатели запротестовали:
— Будет вам тужиться, Гапченко.
— Не всякая острота удачна…
— Рассказывайте, Иван Станиславович.
— Извольте. Только условимся: всякие вопросы в конце. И не позволяйте ревизору движения Гапченко ревизовать движение моего рассказа. Ибо всякому его вмешательству сопутствует неизбежная спутница — скука.
Лоб Скуловича вновь принял колумбово выражение.
— Смирновск, как вам известно, является распорядительной станцией нашей дороги. Город прекрасный, только кличка не по шерсти. Вечно там заваривается какая-нибудь каша. В момент настоящей истории охрана станции возглавлялась неким Чаусовым, одним из помощников которого состоял Жбанков. А на приеме телеграмм сидела этакая аппетитная блондиночка, Калерия Львовна. Если у нее была фамилия, то эта фамилия была известна разве только в списках личного состава, а сослуживцы знали блондинку просто, как Калерию, иногда — как Калерию Львовну. Жбанков являлся активнейшим работником, что называемся, без страха, но, — везде можно найти это но, — с одним маленьким упреком: когда был свободен, он неотлучно торчал возле Калерии. Такова уже притягательная сила блондинок. Так было и в то майское утро, когда ускоренный № 7–6 ждал своего отправления.
