Мир приключений, 1925 № 01 - [2]

Симпсон, наоборот, напоминал мягкую, вздутую перину. Голубоглазый и румяный, как кукла, он, несмотря на свою толщину, выглядел моложе своих сорока с чем-то лет. Одна женщина, жившая в гостинице Райяна в порте Морсби, как-то вечером назвала его «чортовой куклой». Это меткое прозвище так и осталось за ним.

Если Петерс и Симпсон не нарушали сообща каждой буквы каждого слова заповедей Моисея, то разве только потому, что какое-нибудь беззаконие показалось им не стоющим их внимания.

Ну, теперь вы их видите перед собой, как видели их мы. На Санга-Джозефс выбирать не приходится. Мы их взяли такими, какими они были.

Петерс и Симпсон жили друг против друга в очень приличных домиках, правда, туземной постройки, но прохладных и просторных. Их разделяла лишь широкая лагуна.

Белые женщины к нам не заглядывают. Мы сами иногда спускаемся к югу лишь для того, чтобы послушать шелест юбок, остальное же время — мы живем на островах Санта-Джозефс.

Некоторые из нас (не думайте, что я рисуюсь перед вами или хочу корчить из себя проповедника, нет, я только констатирую факт) придерживаются до сих пор старых взглядов на коричневых женщин, и их не переспоришь. Правда, эти женщины стройны, гибки, как молодые пальмы, а некоторые даже похожи на бронзовые изваяния, но, ведь, в другой цвет себя не перекрасишь. Не стоит, однако, возвращаться к этому старому вопросу. Речь идет лишь о том, что Петерс и Симпсон не были разборчивы. Они взяли, что им попалось под руку.

Симпсон взял себе двух девушек. У Петерса, надо ему отдать справедливость, пока жил с нами, была только одна, и он по своему был ей верен.

Есть еще одно обстоятельство в связи с тем же вопросом, о котором я тоже не хочу спорить. Вам скажут, что туземные женщины только делают вид, что любят белых. Можете верить или не верить — это дело ваше. Но я хочу сказать, что Леони, так он ее называл, любила Петерса. Она любила его, положим, не так, как любила бы миленькая девушка из Гольдерс-Грина: она любила его на свой первобытный лад, как животное, — дикой и опасной любовью, но это было, во всяком случае, дело Петерса, а также его вина и его несчастье.

Девушки Симпсона не имеют отношения к этой повести: обе они были туземные девушки, которых он выменял на табак.

Полоса воды между домами Петерса и Симпсона кипела жизнью. Когда вы днем переправлялись через нее на байдарке, вы уже могли об этом догадаться: море кишело рыбами, похожими на бабочек, морских, змей, скатов и акул. Но видеть все это вполне можно было только ночью. Говорю вам, вода казалась тогда живой массой, горела и сверкала фосфорическим блеском. Когда вы плыли, у носа лодки вздымалась волна блестящего кварца и каждый тихий всплеск весла поднимал кверху как бы ракету из пылающих рыб. Какие-то светящиеся штучки сонно проплывали мимо вас, а глубоко внизу вы могли заметить огромную светящуюся массу, которая украдкой быстро продвигается вперед. И везде другом корчились, извивались змеи, как черви, рвущиеся из адского огня.

Да, это море было отвратительно и жутко. Если вы когда-либо держали в руках большую жемчужину и видели, как сладострастно она дышит, как бы в любовной неге, вы поняли бы, что в таком море должно быть много жемчужин. В большинстве случаев, жемчуг попадался мелкий, но, иногда, водолазу улыбалось счастье и он возвращался с жемчужиной такой красоты, что просто дух захватывало. Но не забудьте, только иногда.

Симпсону и Петерсу долго не везло. Затем Петерсу вдруг привалило счастье. Его «бои»[2]) ныряли как-то безошибочно. Говорили даже, что в каждой раковине было по жемчужине, а в каждой десятой из них — крупная, ну, как бы на манер девятого вала. Конечно, это была басня, как многое другое, о чем болтают люди, но нельзя было отрицать того, что Петерс собрал такую жатву, какая немногим выпадает на долю.

Он поддразнивал этим Симпсона, сидя вечерком у него на веранде.

— Всего только полдюжины сегодня, Симпсон — говорил Петерс. — Я думаю, бросить ловлю жемчуга.

Симпсон делал вид, что смеется, но это ему не удавалось, и он подливал себе виски. Видите-ли, тут все дело в счастьи, а ему, положительно, не везло. Он тщетно старался раздвинуть свою толстую рожу в некоторое подобие улыбки, но кожа как-то не растягивалась.

А Петерс продолжал хвастаться. Он был опьянен успехом в эти дни и кровь его кипела. Эти чародейки, которых ему дарило море, чуть не сводили его с ума, заставляя его болтать без умолку.

Так продолжалось довольно долго, но, наконец, настала очередь Симпсона. Он нашел такую жемчужину, которая заставила бы халифа Дамасского предать смерти хранителя своих драгоценностей за то, что до ее находки даром получал свое жалованье.

Это была одна из тех жемчужин, которые создают себе мировое имя, о которых даже сто лет спустя пишут целые истории, когда какой-нибудь миллионер закладывает их, а потом заявляет полиции, что украли с туалетного стола его жены.

Жемчужина была черная и без малейшего изъяна. Когда вы смотрели на нее, казалось, что она глубиной, по крайней мере, фута три. Я ничего не понимаю в жемчуге и не хочу понимать. В нем есть что-то волшебное, какие-то злые чары. Но эта жемчужина, по моему мнению, была самой красивой из всех, которых когда-либо выносила устрица.