Мир приключений, 1924 № 02 - [35]
Затрещал звонок и прервал мои размышления. Публику стали впускать в зрительный зал, великодушно позволяя занимать места, согласно купленным билетам.
Последняя серия «Похитителя бриллиантов», как возвещала афиша, заключала в себе 12 частей и, вероятно, предполагалось изрядное число душераздирающих сцен, так как пианист заранее придвигал поближе фисгармонию, для иллюстрации наиболее ужасных моментов.
Мы с Гаевским отвоевали себе хорошие места и уселись, ожидая за свои денежки получить полное удовольствие.
Но лучше было бы, если бы в тот вечер я совсем не выходил на улицу, не поддавался бы настойчивым зазываниям Гаевского и не приходил в этот злосчастный кинематограф смотреть окончание «Похитителя бриллиантов», ибо то, что случилось со мной через 20 минут, вероятно, никогда и никому не приходилось, да и вряд ли придется пережить.
Потухло электричество, затрещал кинематографический аппарат, промелькнули действующие лица и содержание предыдущих серий и начался последний этап похождений знаменитого «Похитителя бриллиантов», похождений, обильно пересыпанных головокружительными трюками.
Первая часть подходила к концу и заканчивалась следующим трюком: «Похититель», стащивши высокой ценности бриллиант и спасаясь от преследований, вылезает на крышу небоскреба и так как оттуда спрыгнуть некуда, видит телефонный провод, становится на него и, слегка покачиваясь, идет над улицей на высоте 50-ти-этажного дома. Внизу видны проезжающие автомобили, трамваи и вообще уличное американское движение. От такого трюка у меня захватило дыхание и пересохло в горле. Часть на этом закончилась и на несколько секунд вспыхнуло электричество. Но прошла минута и другая, а вторая часть не начиналась.
Проведя языком по запекшимся губам, я сказал:
— Гаевский, ты постереги мое место, а я пойду в буфет и чего-нибудь выпью.
Так как он был человек вообще неразговорчивый, то для экономии слов, вероятно, решил, что молчаливого согласия будет вполне достаточно, чем я и воспользовался.
Предупредив контролера, что я сейчас возвращусь, я направился в буфет и, не помню что, знаю, что какую-то гадость, выпил.
Когда я возвращался обратно, то в зрительном зале было уже темно и 2-я часть началась. Итти мне пришлось мимо экрана и я инстинктивно нагнулся, чтобы не затемнять картины, хотя экран был достаточно высоко. Вдруг я ощутил, что поднимается какой-то вихрь, на подобие циклона, в центре которого нахожусь я, и с внезапной силой я был поднят и очутился… нет, вам никогда не догадаться, где я очутился… На экране! Я, живой человек, и каким-то непонятным, совершенно научно необъяснимым образом, очутился на экране. В первую минуту я ничего не мог понять — что со мной и где я. Но по тому, что все было однообразного черно-серого цвета, все двигалось с бешеной быстротой, и притом оглянувшись во все стороны, я увидал черное пространство, а в нем, приглядевшись пристальнее — тьму человеческих голов, — и тогда, по природной своей догадливости, я понял, что я странным образом перенесен на экран, а черное пространство — это зрительный зал. Первым моим движением было прыгнуть туда, откуда я был поднят, но, сделав движение для прыжка, я остался на том же месте.
Очевидно, это было два мира, между которыми никакого сообщения, кроме зрительных ощущений, не существовало. Я посмотрел на то место, где я перед этим сидел в зрительном зале — оно было пусто. У Гаевского, насколько я мог рассмотреть его физиономию, освещенную отблеском экрана, выражение было не обеспокоенное, а несколько удивленное. Потом я догадался, что он не мог предположить по своей недальновидности (да вряд ли и кто-нибудь вообще мог предположить) того, что случилось, и поражался невероятному сходству меня со мною же самим.
Однако, что же делать? Я осмотрелся вокруг. Передо мной была какая-то дикая местность, долженствующая изображать, очевидно, американские прерии, а может быть и еще что-нибудь (в американских названиях, должен сознаться, я разбираюсь плохо). Немного впереди пропасть, а над пропастью веревочный мостик. Я пожал плечами, coвершенно не зная, что предпринять. Звуков никаких — ни из внешнего мира (я разумею зрительный зал с музыкальной иллюстрацией на пианино и зрителями первых рядов, всегда шумно и неподдельно выражающими свой восторг перед замысловатыми трюками), — ни из местности, расстилавшейся передо мной — не было слышно. Но вдруг вдали я заметил какое-то пыльное облако. Ко мне во весь опор мчался мотоциклист. Подъехав ко мне, он снял маску с очками и в нем я узнал самого «похитителя»! «Вот так штука» — поразился я, — «с кем лицом к лицу пришлось свидеться. «Похититель» подошел ко мне и протянул руку, с тем, очевидно, чтобы поздороваться. Я с некоторой опаской протянул свою. В это время зрительный зал от меня чем-то закрылся. Оглянувшись через плечо я увидал экранную надпись, только все слова в ней были шиворот на выворот, но так как надпись была не особенно длинная, то я успел ее прочитать. Она содержала приблизительно следующие слова:
