Мир приключений, 1923 № 04 - [35]

Я послал за Тревором и спросил его, не согласится ли он принять участие в матче. На секунду глаза его вспыхнули; потом он покачал головой.

— Нет, благодарю вас, сэр, — сказал он спокойно.

— Вы подведете капитана Блентона, Тревор, — заметил я, — Он так надеялся на вас.

Я затронул чувствительную струну, но мне хотелось во что бы то ни стало сломить его упорство; я сам собирался поехать на этот матч, и мне нужно было увидеть Тревора в новой обстановке. С минуту поколебавшись, он согласился и вышел из канцелярии. Я последовал за ним. В передней висело старое разбитое зеркало. Открыв дверь, которую он захлопнул за собой, я увидел сержанта Тревора, внимательно изучающего в зеркале свое лицо. Одной рукой он прикрыл усы и, казалось, о чем-то размышлял. Услыхав мои шаги, он обернулся, и с минуту мы молча смотрели друг на друга. Командир эскадрона и сержант исчезли; остались только двое мужчин. В передней не было ни души. Повинуясь бессознательному импульсу, я подошел к нему и положил руку ему на плечо:

>Я подошел к нему и положил ему руку на плечо.

— Слушайте, друг мой, — сказал я, почему вы боитесь, что вас узнают?

— У меня есть основания продолжать то, что я начал, майор, — ответил он спокойно. Ничего позорного я не скрываю.

Послышались чьи-то шаги. Тревор вздрогнул, отдал честь и вышел.

— Думаю, все эти события были заранее предопределены, задумчиво продолжал полковник. — Циники объясняют все слепым случаем, игрой судьбы, но мне эти слова не освещают загадки. Какой-то ребенок ел апельсин на улице Оксфорда и бросил корку на мостовой. Если бы Картер, известный крикетист, не поскользнулся на этой корке и не свихнул себе ноги, события, о которых я расскажу вам, не имели бы места. Но лучше я не буду углубляться в корень вещей. Слушайте дальше.

Около трех часов дня я приехал в Кросби-Холл с товарищами из полка. Игра была в разгаре. Филип Блентон встретил меня с сияющим лицом.

— Спасибо, что вы отпустили его, старина! — воскликнул он. — Теперь наша возьмет!

— Сначала он не хотел итти, Филип, — сказал я. — Мне кажется, он боялся, что его узнают.

Взрыв апплодисментов приветствовал удачный ход Тревора. Несколько минут мы молча, следили за игрой. Сержант Тревор оказался выдающимся игроком, и старый лорд Эптон, наш хозяин, был вне себя от восторга. Я, улыбаясь, выслушивал его комплименты и купался в отраженных лучах славы Тревора. В эту минуту за ограду вошел какой-то мужчина в обществе очаровательной дамы. Вглядевшись, я, у знал одного из своих старых друзей.

— Веверлей! Это вы, старина? — бросился я к нему. — Как живете?

— Боже мой, Бульдог! — крикнул он, сдавив мне руку. — Как я рад вас видеть! Позвольте вас представить моей жене; Дорис, это — майор Чильгэм, по прозванию «Бульдог».

Молодая женщина, улыбаясь, протянула мне руку. Веверлей был лет на пятнадцать старше меня, и вышел в отставку капитаном. В былые дни я знал его близко. Женился он года четыре тому назад, и теперь, впервые увидев его жену, я вспомнил все, что мне писали о его браке. Она была гораздо моложе его, он годился ей в отцы; все пророчили несчастье, утверждая, что она не стоит такого человека, как Гильберт Веверлей. Она была обручена с кем-то другим, но порвала со своим женихом, чтобы стать женой Гиля. Глядя на них обоих, я понял, что пророчество, по обыкновению, не сбылось: собачья преданность светилась в глазах Гиля, когда он смотрел на свою жену.

Я придвинул плетеные кресла, и он усадил ее с такой заботливостью, как будто она была тяжело больной. Его услуги она принимала с очаровательной улыбкой, и, когда он отошел с лордом Эптоном, оставив меня с ней вдвоем, она все еще улыбалась.

— Вы хорошо знаете Гиля? — спросила она меня.

— О, да! — воскликнул я. — И теперь, вернувшись на родину, я надеюсь также хорошо узнать и его жену.

— Как это мило с вашей стороны, Бульдог! — Она повернулась и посмотрела на меня. Клянусь Юпитером! В эту минуту она показалась мне замечательно хорошенькой.

— Если вы хоть немного похожи на Гиля, я буду вас очень любить.

Эти милые слова сразу сблизили нас, и в течение следующих десяти минут я не много внимания уделял крикету. Мистрис Веверлей рассказала мне, что ее сынишка, Гиль младший, — баловень и любимец отца, и в настоящий момент этот молодей джентльмен трех лет воспылал любовью к четырехлетней дочке генерала и без всякого стеснения ухаживает за ней. Узнал я от нее, что Гиль и она приехали погостить к генералу на пару недель.

В эту минуту наш разговор прервался новым взрывом апплодисментов: повидимому, партия Тревора одержала верх.

— Выдающийся игрок, — сказал я, следя за ним глазами. — Сам-то я не много понимаю в крикете, но знатоки говорили мне… — Тут я взглянул на нее и сразу замолчал: она сидела вся бледная, с широко раскрытыми глазами, а пальцы судорожно сжимали ручку зонтика.

>Она сидела вся бледная, с широко раскрытыми глазами

— Майор Чильгэм, — сказала она, и голос ее дрожал, как натянутая струна. Кто этот человек, который только что прошел мимо?

— Его имя — Тревор, — спокойно ответил я. — Один из сержантов моего эскадрона. Я с любопытством взглянул на нее; кровь снова прилила к ее щекам.