Мир приключений, 1923 № 03 - [2]
Четвертое. Я — владыка, император неизвестной страны, пророк или страшный тиран. Мне угрожают бесчисленные опасности; меня стерегут убийцы, я живу во дворцах сказочной красоты и пользуюсь потайными ходами. Меня любят все красавицы мира.
Пятое. Мне поставлен памятник и памятник этот — я, и я — этот памятник. Чувство жизни не позволяет мне оставаться неподвижным на пьедестале, а чувство каменной статуйности заставляет не ходить.
Теперь, полностью восстановляя канат и все, что с ним связано, я опишу события на фоне припадка болезни, временами взглядывая на себя со стороны. Это необходимо.
Я шел по набережной; стоял кроткий апрельский день. Белые балконы, желтые плиты тротуара и голубая река, с перекинутыми вдали отчетливыми мостами, казались мне, — в торжественной строгости моего отношения ко всему этому блеску жизни, — робкой лестью побежденных неукротимому победителю. Мое предназначение — спасти мир, мои слава и добродетель великого пророка стояли неизмеримо выше соблазнов несовершенного человеческого зрения, так как второе, пророческое мое зрение видело вещи в себе, — потрясающую тайну вселенной.
Я родился в Сирии три тысячи лет тому назад; я бессмертен и всеобъемлющ; не умирал и не умру; мое имя — Амивелех; мое откровение — благостное злодейство; я обладаю способностью превращений и летаю, если того требуют обстоятельства.
Я захотел есть и вошел в кафе.
Низенькое, длинное помещение это было разделено посредине узкой, прилегающей бордюром к стене и потолку, аркой. Я принял ее за зеркало, благодаря странным совпадениям. Столик, за которым я сидел лицом к арке, одинаковый с другими столиками, помещался геометрически точно против другого столика, стоявшего за аркой. У того столика, в равном моему расстоянии от бордюра, также уперев руки в лицо, сидел второй я. Беглый взгляд, каким я обменялся с воображаемым, благодаря всему этому, зеркалом, вскоре отразил на моем лице, надо думать, сильнейшее изумление, так как мое предполагаемое изображение встало. Тогда я заметил то, чего не замечал раньше: что этот неизвестный, чудовищно похожий на меня человек одет различно со мною. Иллюзия зеркала исчезла.
Он встал, перешел, внимательно присматриваясь ко мне, узкое почти лишенное посетителей, зало и сел у окна вне поля моего зрения, так что желая взглядывать на него я должен был отрываться от еды и поворачивать голову Я взволнованно ждал. Я знал кто это с моим взглядом и моими щеками. Это был он, князь мира сего, вечный и ненавистный враг.
Я съел то, что мне подал, издали наблюдавший за моими движениями, слуга с чрезвычайно глупым и напряженным лицом; затем решительно повернулся к нему. Я хотел безотлагательной схватки, борьбы чудесных влияний и торжества духа.
— Ты — трус! — громко сказал я, стукнув кулаком по столу.
В продолжение всего нашего следующего разговора, начатого так шумно, но оконченного вполголоса, так как речь шла о полубожеских силах, в углу залы и за стойкой хозяина происходили отвратительные кривляния. Люди шептались, подмигивали друг другу, показывали на нас пальцами и кивали. Зная, что они Домешаны, я не обращал на этих жалких отродий особенного внимания. Вся сила моего волнения сосредоточивалась на нем. Я повторил:
— Ты — трус!
Он долго молчал, загадочно улыбаясь, как бы думая обмануть меня молчанием относительно истинного своего существа; затем встал и пересел за мой столик. Держал он себя очень скромно: его поза, движения, улыбка и взгляды говорили о могучем притворстве. Я ей дел его крайне внимательные зрачки и читал в них; казалось, их черный блеск горел рыжим огнем ада. Однако вся моя пророческая проницательность спасовала перед неожиданностью мстительного плана, изобретенного этим Двуличным.
— До удивления, — начал он, — до крайнего удивления похожи мы с вами, сударь. Смею спросить: кто вы и ваше имя?
Мгновение я колебался: сорвать ли с него маску или играть в незнание. Подумав, я решил быть самим собой, относительно же него держаться наивно, дабы показать врагу все презрение, какое я мог обнаружить таким явно издевательским способом.
Я сказал:
— До крайнего, крайнего удивления. Мое имя — Амивелех. Вы, конечно, не знаете этого. Откуда вы можете иметь в самом деле какие-либо сведения обо мне? Наша страна пустынна, это страна вздохов, и я послан Пророком пророков для страшного труда спасительного злодейства. А вы?
— Я — Марч. Канатоходец Марч.
Он говорил, конечно, подобострастно, но в слове «Марч» слышалась профессиональная гордость. Меня сильно забавляло все это. Дьявол на земле должен иметь профессию. Доверия к профессиональному у людей значительно больше, чем к тем, кто на вопрос о себе невразумительно отвечает — «Я… собственно… знаете…» и тому подобное.
— Итак?
— Совершенно верно. Я зарабатываю хлеб очень трудным искусством.
— Знаю, — сказал я. — Вы появляетесь над толпой в шелковом раззолоченном костюме. В руках у вас шест. Вы ходите взад и вперед по туго натянутой проволоке, приседаете-и подплясываете с похвальной целью доказать всем, что это не так легко, как кажется.
