Мир После - [11]

Еще больше каменных осколков сыплется вниз и проходит какое-то время, прежде чем руки появляются на вершине горы из обломков и щебня.

Появляется голова. На мгновение мне кажется, что это какой-то демон вырыл туннель из ада. Но в этот момент существо вытягивает остальную часть своего тела из-под завала, задыхаясь и хрипя при этом.

Это старая женщина.

Но я никогда не видела кого-то, похожего на нее. Она сморщенная, хрупкая и костлявая. Но самое поразительное в ней — ее кожа. Она настолько высушена, что похожа на вяленую говядину.

Тру-Тра и я смотрим друг на друга, пораженные этим зрелищем. Она выбирается наверх и начинает идти вдоль развалин, при этом шатаясь так, будто у нее артрит.

Она одета в старый медицинский халат, который больше неё раз в пять. Он весь покрыт грязью и пятнами ржавого цвета, и трудно поверить в то, что когда-то он был белый. Она запахнула его, осторожно ступая по щебню, смотря под ноги и словно обнимая себя.

Ветер бросает ей волосы в лицо, и она поднимает голову, чтобы убрать их в сторону. Есть что-то странное в ее густых волосах и этом жесте. Мне требуется минута для того, чтобы понять, в чем здесь дело.

Когда в последний раз я видела старуху, откидывающую волосы со своего лица?

И ее волосы, темные от кончиков и до самых корней, хотя последним писком постапокалиптической моды для пожилых женщин является хотя бы дюйм отросших седых волос.

Когда мы выходим из-за автомобилей, она замирает и смотрит на нас словно испуганное животное.

Даже несмотря на то, что ее лицо словно высушено, она мне кого-то напоминает, и это не дает мне покоя.

Тогда память настигает меня.

Перед глазами всплывает изображение двух маленьких детей, висящих на заборе и смотрящих вслед матери, которая направляется в Обитель.

Их мама оборачивается, чтобы послать прощальный воздушный поцелуй.

В итоге она стала обедом для одного из зародышей ангельских скорпионов. Тогда я разбила резервуар мечом, но оставила ее там, так как должна была постоять за себя.

Она жива.

Только теперь выглядит как пятидесятилетняя. Когда-то у нее были красивые глаза, которые теперь терялись на морщинистом лице.

Ее щеки настолько впалые, что я почти вижу кости за ними. Ее когтистые руки покрыты тонкой кожей.

В ужасе она карабкается с удвоенной силой, так как видит нас, выходящих из своих укрытий. Она пытается убежать на четвереньках, и мое сердце разрывается, так как я помню ее красивой и здоровой, какой она была до того, как до нее добрались монстры. Она не может далеко убежать в таком состоянии, поэтому прячется за почтовый ящик.

Она совершила ошибку, но выжила, и я должна это уважать. Она имеет право уйти подальше от того места, где была похоронена заживо, и для этого ей не помешает подкрепиться. Я роюсь в карманах и нахожу батончик Сникерс. Я оглядываюсь вокруг, надеясь найти что-то менее ценное, но ничего нет.

Я делаю несколько шагов по направлению к бедняжке, которая съежилась в своем укрытии.

Моя сестра гораздо опытнее в таких вещах, нежели я. Но мне кажется, я тоже кое-что усвоила, наблюдая за тем, как Пейдж помогает брошенным животным и раненым детям. Я кладу шоколадный батончик на дорогу, где женщина может его видеть, а затем отступаю на несколько шагов назад, на безопасное для нее расстояние.

Какое-то время женщина смотрит на меня, словно побитое животное, а затем хватает батончик быстрее, чем я могла бы оказаться рядом. В доли секунды она срывает обертку и запихивает шоколадку себе в рот. Ее напряженное лицо расслабляется, поскольку она ощущает немыслимый, сладкий аромат Мира До.

— Мои дети, мой муж, — говорит она сиплым голосом. — Куда все ушли?

— Я не знаю, — отвечаю ей я. — Но многие люди перешли в лагерь Сопротивления. Возможно, они тоже там.

— Что за лагерь Сопротивления?

— Сопротивление борется с ангелами. Люди приходят, чтобы присоединиться к нам.

Она моргает.

— Я помню тебя. Ты умерла.

— Никто из нас не умер, — говорю я.

— Я это сделала, — произнесла она. — И попала в ад.

Она вновь обхватила себя руками.

Я не знаю, что на это сказать. Какая, в сущности, разница — умерла она или нет? Она прошла через ад и знает это.

Сэнджай подходит к нам с таким видом, словно перед ним бездомная кошка.

— Как вас зовут?

Она смотрит на меня, словно спрашивая разрешения. Я киваю.

— Клара.

— Я Сэнджай. Что с вами произошло?

Она смотрит на свою трясущуюся руку

— Меня досуха высосал монстр.

— Что за монстр? — спросил Сэнджай.

— Ангельские скорпионы, о которых я тебе рассказывала, — говорю я.

— Адский доктор сказал, что меня отпустят, если я приведу их к своим маленьким девочкам, — говорит она бесцветным голосом, — Но я бы не отказалась от них. Тогда он сказал, что монстр будет разжижать мои внутренности и пить их. Сказал, что взрослые не пройдут весь путь и не будут убивать, но развивающиеся будут.

Клара начинает дрожать.

— Он сказал, что это будет мучительнейшей вещью, которую я когда-либо испытывала. — Она закрывает глаза, словно пытается сдержать слезы. — Слава Богу, что я не поверила ему. — Она словно задыхается. — Слава Богу, я не знала ничего лучше.

Она начинает плакать без слез, как будто из нее действительно высосали всю жидкость.