Мир полуночи. Партизаны Луны - [86]

— Так, — сказал он совершенно трезвым голосом. — Я сейчас приберу все это говнище. А вам пока что одно моби поставлю. То есть даже не моби — это плоскостной фильм, старый-престарый. Будем считать это первым уроком. Вы по-английски рубите? Там субы английские.

— Может, я и без субов посмотрю? — предложил Антон. — На каком языке фильм?

— На арамейском. В основном, — сказал Костя, и Антон понял, что он не шутит. Это кто ж снимал на арамейском-то? Реконструкторы какие-нибудь? Сейчас, даже если по университетам всех знатоков собрать, едва на зал наберешь… Что ж это они такие дотошные?

Через пять минут просмотра Антон забыл, что фильм на арамейском и с субтитрами. Через десять минут — что фильм старый и плоскостной. Через полчаса — что фильм. Он забыл обо всем на свете. Его отпустило, только когда фильм закончился. Да уж, сие есть тело Мое…

Он покосился на Андрея — и увидел, что тот сидит, ссутулившись, сжав руки между коленями.

— Я утром на службе в монастыре был, — сказал он, стараясь, чтоб голос звучал ровно. — Я правильно понял, что вот это вот, — он изобразил жест священника, поднимающего Тело, — буквально?

— Правильно, — кивнул Костя. — Вот с того самого инцидента.

— Понятно, — кивнул Андрей и ничего не сказал больше.

Ой, понял Антон. Ой-ой-ой. Убитый учитель и оставшийся в живых ученик. Ночной арест, побои, раны… Тут кто-то смотрел свое, как в старину выражались, кино…

Пока они были поглощены сюжетом, Костя успел прибрать, проветрить комнату и даже протереть пол. Сейчас он опять сидел на кровати и, судя по тому, как напряжены были его плечи, чувствовал себя неловко. На что спорим, подумал Антон, он не знает, как катехизировать террористов.

— Вообще-то, — сказал Костя, — я еще никогда раньше никого не катехизировал. Так случилось, что… ну, когда я сюда перебрался, тут все как бы уже в курсе были. Так что если есть вопросы… Задавайте.

Андрей поднял руку, как в школе.

— Мне все-таки нужно понять, что такое вера. И как так выходит, что народы вырезать можно, а на чужую жену смотреть нельзя. Ближнего возлюбить надо, а бросить этого ближнего на съедение, потому что он не уверовал, — пожалуйста. Подожди. — Он наклонил голову. — Я вижу, что действуете вы иначе, — я не слепой. Но ты же взялся объяснять, как оно работает, вот и объясни. Механизм.

Между ними потянулась пауза — как пыльная паутина с дохлыми мухами.

— Механизм-шмеханизм… Где вы раньше были, ребята? — наконец сказал священник. — Год назад — где вы были? Меня только рукоположили, я был такой правильный попик, и голова у меня была полна правильных слов… И считал я, что если даже мне помочь можно, то… В общем, долго объяснять.

— Костя, а можно бестактный вопрос? — встрял Антон.

— Про это? — Костя щелкнул себя по горлу.

— Ну… в общем… да. — Антон сглотнул. — Ты же не всегда так пьешь?

— Это вы, грешники, пьете, — сказал Костя важно. — А мы, святые люди, умерщвляем плоть алкоголем.

А потом сменил тон на человеческий.

— Нервы у меня шалят. Как сюда приехал, так и начали. Я, понимаешь, когда рукополагался, думал — буду жить среди своих, буду… ну сам понимаешь.

— Не понимаю, — сказал Антон.

То есть кое-что он понимал, но, как видно, хотел убедиться. И был уверен, что Костя ответит. Потому и ответит, что мало Антона знает и не рассчитывает затягивать знакомство. «Эффект попутчика».

— Я среди своих, да, — признался Костя. — Только все «свои» — это гарнизон осажденной крепости, дошло? Ты присмотрись тут к людям. Они не просто живут — они ждут. Смерти ждут, очередной свободной охоты, конца света, чего-нибудь… А ждать и догонять — хуже нет. И никогда не знаешь, что раньше рванет, эти, — он мотнул головой куда-то вверх, — или эти. — На этот раз кивок пошел в сторону окна.

— А… как они могут рвануть? — не понял Антон. — Восстание?

— Это вряд ли. Хотя совсем дальше на запад был случай лет двадцать назад… — Костя принялся мять руками затылок, его тень на стене напоминала перекошенную и очень большую бабочку. — А вот в двадцать первом, представь, год назад всего, километрах в сорока отсюда людям в голову стукнуло, что первого марта Судный день наступит. Есть-пить перестали. Детей кормить, скотину. Саваны шили всем поселком.

— И… что?

— Ничего… Владыка приехал, наорал на них. Прошло. Потом стыдно стало. Половина в город и по соседним деревням разбежалась. Вот такая у нас оперативная обстановка.

— Что-то мы отвлеклись, — после короткой паузы сказал Андрей. — Ладно, ты не большой спец в богословии, да и не это мне важно. Важно то, что ты сделал. Я не спрашиваю как — наверное, это необъяснимо. Но ты хотя бы можешь сказать, что ты чувствовал?

Костя смотрел на него некоторое время, а потом ответил медленно и веско:

— Я чувствовал, что сейчас вот-вот в штаны наложу. Потому что передо мной высокий господин, который нацелился пожрать напоследок, а за моей спиной — пацан пятнадцати лет. И если что, мне варка брать врукопашную, а к этому, поверь, даже в морпехах не готовят. Как мне в голову пришло экзорцизмом заняться — я сам удивляюсь, а молиться я начал с великого перепугу, потому что какие у меня были шансы, ты сам понимаешь.