Мир от Гарпа - [37]

Через год разразилась первая мировая война. В 1918 году от испанки умерло много венцев, благополучно переживших войну. Еще сорок процентов мужчин погибли во вторую мировую войну. Той Вены, куда Тинч советовал ехать Дженни и Гарпу, не существовало. Хотя усталость еще может сойти за созерцательность, но следы разрухи трудно принять за «в-в-величие». «Что до творческой атмосферы, — писал позже Гарп, — ее создает сама творческая личность».

— В Вену? — сказал Гарп, как сказал: «Вольная борьба?» три с половиной года назад, когда лежал больной в постели, не веря, что Дженни верно угадала, какой ему нужен спорт. (Он вспомнил, что тогда она не ошиблась.) Сам он все равно почти ничего не знает о Европе, да, честно говоря, и о других местах. Гарп три года долбил в школе немецкий, и теперь он может неожиданно пригодиться. А Дженни когда-то прочла книгу о двух совершенно несопрягаемых явлениях в австрийской истории: Марии-Терезии и фашизме. Книга называлась «От империи к аншлюсу!». Гарп много лет видел ее в ванной комнате, но теперь она куда-то запропастилась. Вот уже действительно канула в воду!

— Помнится, в последний раз я видела ее в руках у Альфельдра, — сказала Дженни.

— Альфельдр кончил школу три года назад, — напомнил ей Гарп.

Когда Дженни сообщила директору школы Боджеру, что они уезжают, он сказал, что всем будет очень ее недоставать и что он всегда с радостью возьмет ее обратно. Дженни претила собственная неучтивость, но она все-таки заметила ему, что медсестра найдет себе работу где-угодно; она и не подозревала, что медсестрой больше никогда не будет. Боджер никак не мог взять в толк, почему Гарп не хочет учиться дальше. У него не было проблем с дисциплиной после того раза, когда он обрушился вместе с желобом на площадку пожарной лестницы. Воспоминание о собственном бесстрашном участии в том давнем происшествии питало теплые чувства директора к Гарпу. Боджер любил соревнования по вольной борьбе и к тому же был в числе немногочисленных поклонников Дженни. Но он понимал стремление Гарпа заниматься всерьез «писательским бизнесом», как он говорил. Разумеется, Дженни ничего не сказала Боджеру, что и сама хочет писать.

Именно эта ее блажь и вызывала у Гарпа душевное смятение, но виду он матери не подал. События развивались с такой быстротой, что Гарп успел поделиться сомнениями и дурными предчувствиями только со своим тренером Эрни Холмом.

— Твоя мама знает, что делает, я в этом не сомневаюсь, — сказал Эрни. — Главное для тебя сейчас — разобраться в самом себе.

Даже старый Тинч смотрел на предстоящую поездку в Европу с большим оптимизмом.

— Конечно, дело не совсем обычное, но ведь многие прекрасные идеи кажутся на первых порах н-н-необычными, — заметил он.

Через много лет Гарп вспомнит эту милую манеру Тинча слегка заикаться на первом слоге и подумает: наверно, тело его подавало знак, что ему суждено з-з-замерзнуть на школьном дворе.

Дженни заявила, что они уедут сразу же после выпускной церемонии, но Гарп питал тайную надежду, что на лето они все-таки останутся в Стиринге.

— Чего ради? — спросила Дженни.

Он хотел было сказать, ради Хелен, но вовремя вспомнил, что еще не написал того рассказа, который было бы не стыдно ей показать. Значит, надо ехать в Европу и писать его там. Разумеется, он не мог рассчитывать на то, что Дженни согласится убить лето в Стиринге ради его свиданий с Куши Перси под сенью старинных пушек; чему-чему, а уж этому вряд ли суждено сбыться. Маячила все-таки слабая надежда, что они встретятся с Куши в дни выпускных торжеств.

В день прощальной церемонии разверзлись, что называется, хляби небесные. Дождь лил как из ведра, захлестывая бурными потоками школьный двор; водосточные канавы переполнились водой, а застигнутые дождем машины плыли по улицам, как яхты по бушующему морю. Женщины в летних платьях совсем растерялись. Расстроенные гости выскакивали из машин и бежали под спасительный брезент: перед спортивным комплексом имени Майлза Сибрука был поставлен огромный красный тент, в котором и выдавались свидетельства об окончании школы. Духота была страшная, как в цирковом балагане. Шум дождя, барабанившего по красным полотнищам, заглушал трогательные речи ораторов.

Вокруг никого. Школа как вымерла. Хелен не приехала в Стиринг, у нее в школе выпускная церемония назначена через неделю, и она все еще сдает экзамены. Правда, Куши Перси была на загубленных дождем торжествах, но Гарп ее так и не увидел. Куши пришла со всей своей нелепой семьей, а Гарп старался держаться подальше от Толстого Персика; отец есть отец, даже если честь дочери утрачена в незапамятные времена.

К вечеру наконец выглянуло солнце, но оно уже ничего не могло изменить. Стиринг дымился испарениями, а земля — от стадиона имени Майлза Сибрука до самых пушек — пропиталась водой, как губка, и не просохнет теперь всю неделю. Между пушек по мягкой траве бегут полноводные ручьи, река Стиринг вздулась, готовая выйти из берегов, а жерла пушек, стоящие под углом, налиты до краев водой. Такие ливни вымывали из их нутра осколки бутылок и старые презервативы, оставляя их сохнуть на бетоне. Вряд ли ему удастся до отъезда заманить ее сюда.