Мир наступил не сразу - [21]

Шрифт
Интервал

Додумать до конца ему не удалось — впереди раздался взрыв. Велика оторвало от ручек плуга и бросило на землю. Первым его порывом — неосознанным, инстинктивным — было вскочить и бежать, но у самого уха резко просвистело что-то и, чмокнув, врезалось в пашню рядом. В мозгу мгновенно сработало, что это осколок, значит, стреляют, значит, надо прижаться к земле, а там видно будет.

Шуршала падающая земля, пахло сладковатогорьким дымом. Потом наступила тишина, и стало слышно жаворонка в небе. Ветер унес чужой запах войны, дым и пыль, и снова засияло солнце. Велик поднял голову и осмотрелся. Шагах в десяти лежала на брюхе Лихая, вытянув шею в его сторону, как будто что-то пыталась высмотреть в нем. Увидев, что хозяин зашевелился, она тревожно и, как показалось Велику, радостно заржала. Впереди, там, где до взрыва вел борозду Алешка, виднелся полукруг свежевывернутой из глубин желтовато-серой земли. Ни Алешки, ни Мальчика нигде не было видно.

Еще не веря в то, что случилось, еще надеясь, что Алешка и Мальчик там, в воронке, живые и невредимые, Велик вскочил и бросился туда.

Но воронка была пуста. Велик растерянно оглянулся. По полю спешили к нему Тонька и Наталья, а вдали, там, где боронили на себе бабы, виднелось скопление народа и какое-то шевеление.

— Ну? Что? Где? Он? — отрывисто рубила подбежавшая Тонька, а Наталья заглянула в воронку и, взмахнув руками, закричала:

— А ма-а-мынька, а ро-одная! — И бросилась бежать прочь, навстречу пылившей по дороге толпе.

Сердце у Велика сжалось. Он обошел вокруг воронки, внимательно обшаривая глазами ее глинистое дно… Это как же так? Неужто ничего, ну, вот ровно ничего не осталось ни от Алешки, ни от Мальчика? Куда же они делись? Нет, этого не может быть!.. Он пошел бродить кругами, все удаляясь от воронки. Нагибался, приглядывался к каждой грудке земли. Нигде ничего. Отказавшись от поисков, снова плелся к яме. И тут случайно набрел на присыпанный грунтом серый клок материи. Боязливо осмотрев, он осторожно взял его в руки. Это был Алешкин карман. Чей же еще? Внутри обнаружился табак — немного, завертки на три-четыре. А бумагу — сложенный гармошкой газетный лист — Алешка носил в другом кармане. Это Велик заметил утром, когда сидели у конюшни.



Вскоре набежала толпа баб. Еще одна — те, что пахали на коровах, — виднелась на подходе, а подальше за ними пылили «лопатники».

Отдельно, раньше всех прибежал Зарян. Он заглянул в воронку и замахал руками навстречу бабам.

— На непаханое поле не заходить! Не заходить на непаханое поле! Опасно! — Повернувшись к Тоньке и Велику, сказал: — И пахать здесь пока не надо. Нынче проверю, тогда…

— Раньше надо было проверять! — зло сказала пришедшая наконец в себя Тонька. До этого она окаменело стояла у самого обреза воронки.

Хотя упрек был несправедливый, Зарян стал оправдываться:

— Так черт же его знал… Бои тут не шли, минам и снарядам взяться неоткуда… А вот видишь… Может, самолет бомбу посеял, а может… да мало ли… В войну оружие само ищет, кого бы убить.

Вокруг воронки стоял плач. Алешкина мать Лукерья, еще довоенная вдова, причитала, повалившись грудью на бруствер и свесив растрепавшиеся тронутые сединой волосы в воронку:

— Ды один же ты у меня был, одна радость, одна надежа. Ды лучше ж бы ты сложил свою голову в честном бою, ды и не знала б я, не видела, что с тобою сталось…

К Велику подошла Таня Чуркова. Круглое курносое лицо ее с приподнятыми подушечками щек выражало скорбь, а глаза… не светились, а как бы подсвечивались из глубины затаенной радостью. Велику даже не по себе стало: что она, не понимает, что случилось или, может, сошла с ума? Нарочно коснувшись плечом его плеча, Таня вполголоса, будто секретничая, начала рассказывать:

— Как грюкнет — мы аж сели! Повернули головы, глядим, а там такой большой куст вырос — снизу огневой, а вверху черный. Мы так сразу и догадались: беда. И побегли. — Она наклонилась к нему и добавила шепотом: — У меня сердце так и оторвалось. Ноги стали, как тряпками набитые, еле добегла. А ты вот… стоишь…

Велик почувствовал, что и у него начинают светиться глаза — жив! Пересилив себя, набычился, дернул щекой и, слегка оттолкнув Таню, сказал громко и насколько мог сердито:

— Стою, а что ж мне — лежать, что ли?

Друзья и подруги

«Здравствуй, Амеля! Во первых строках своего письма сообщаю, что мы с Манюшкой живы и здоровы, того и вам всем желаем. Амеля! У нас жизнь ничего, в общем-то неплохая. Пошли в школу с первого сентября. Сейчас во всю ивановскую учимся. Я пошел в четвертый класс. По-хорошему-то мне бы в седьмой уже надо, а из-за войны вот потерял три года. Да если б только это потерял. Мать-то с сестрой Танькой так и не вернулась. Я все ж надеюсь, но пока их нет.

Амеля! Живем мы с Манюшкой в нашей хате. Есть у нас кой-какие запасы. Колхоз выписал пуд муки и пять пудов картошки. Я работал в колхозе — пахал и боронил, но за это мне трудодни поставили. На трудодни же никто ничего не получил. Ну и мне, значит, шиш. А дали нам как сиротам, детям солдат (у Манюшки-то отец тоже на фронте, это через военкомат узнали). Ну, Зарян дал картох две плетухи. А мы у него за это на огороде копались. Теперь так: насушили грибов немного, завялили десять рыбинок. Так что потихоньку перезимуем. Радоваться, понятно, не с чего, будем подголадывать, и на одних желудях придется насидеться. Может, и опухнем, но не помрем.


Еще от автора Владимир Матвеевич Зуев
Тропинка в небо

Главной героиней повести «Тропинка в небо» является Манюшка Доманова, которая в 1949 году с большим трудом «прорывается» в сугубо мужскую спецшколу ВВС, готовящую кадры для лётных военных училищ. Жизнь, быт и учебные будни воспитанников этой школы и составляют содержание книги.


Рекомендуем почитать
Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.


Вот бессовестный!..

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


К трудовому семестру

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.