Мир на краю бездны - [218]

Можно понять Сталина, который противопоставил таким «оборонительным» стратегиям более гибкую политику подготовки к наступлению. Программа перевооружения и подготовки вооруженных сил СССР показывает, что Сталин предпочел бы нанести удар по Гитлеру в 1942 г. Но обстановка менялась, Гитлер не стал ждать оптимальных для Сталина сроков. И Сталину пришлось действовать теми средствами, которые у него были. Так и возникла идея «подловить» Гитлера в момент сосредоточения его войск, нанести «упреждающий удар». Идея, находящаяся на стыке оборонительной и наступательной стратегии. Если Гитлер начнет развертывание войск на стратегических направлениях, которые свидетельствуют о его готовности начать войну — мы тоже сосредоточимся, ударим, рассечем, разобьем. Если Гитлер по какой-то причине опять передумает… Что же, обратной дороги нет. Войска не могут ходить по стране туда-сюда, перенапрягая транспортную сеть и всю экономику. Сосредоточим максимально возможные силы к концу лета и ударим все равно. Агрессия? Пускай. Понятие агрессии, как объяснил Молотов в 1939 г., с началом европейской войны диалектически изменилось. После Мюнхенского сговора предотвратить поход Германии на восток все равно было нельзя. В случае успешного первого удара против сосредотачивающихся немецких войск (или, наоборот, на время отвлекающихся от советского направления) есть шанс выиграть неизбежную войну до того, как капитулирует Великобритания, и в США снова победит изоляционизм.

Так что, если бы Гитлер предпочел более реалистичный вариант нападения на СССР и сосредоточил против СССР группировку, которую Сталин счел бы опасной, то Красная армия нанесла бы сокрушительный удар. И если бы Гитлер снова передумал и перенес сроки войны на 1942 г., то в августе — сентябре советско-германская война началась бы уже с нападения СССР на Германию.

В исторической публицистике сложился образ Сталина как некоего гения злодейства, который создает дьявольские планы, предполагающие уничтожение всех врагов и обидчиков, их родственников и друзей, даже если они одновременно были и друзьями самого Сталина. При таком взгляде на Сталина он предстает пророком, который заранее может предугадывать ход событий на десятилетия вперед. Получается тот же культ личности Сталина, только окрашенный в мрачные тона.

Как мы видели, Сталин хотя и выстраивал планы, как любой политик, но очень часто действовал по ситуации. Это характерно и для его внешней политики, и для борьбы за власть в партии[981]. Ситуационизм Сталина часто граничил с авантюризмом, реакции на «структуру момента» были решительны и разрушительны, поскольку вождь не считался с соображениями гуманности. Но мотивы Сталина нельзя понять, если не считаться с ситуацией, которая вела «вождя» (чаще, чем он ее). При этом Сталин реагировал на опасные ситуации, по-своему логично просчитывая ходы и комбинации, что помогало ему находить решения, оптимальные с точки зрения борьбы за власть. Логичный игрок Сталин проиграл ситуацию 1941 года интуитивисту Гитлеру, который пренебрег законами логики и расчетами. Но интуиция — плохой советчик в долгосрочной игре. Выиграв партию летом 1941 г., Гитлер проиграл судьбу Третьего рейха и собственную жизнь.

Что лежало на другой чаше исторических весов? Каковы могли быть результаты «войны Сталина», если бы удалось начать «упреждающий удар» так, как планировалось? В. Суворов рисует картину советского блицкрига. Немецкие танковые дивизии еще только перебрасываются, группы армий не сосредоточены. Немецкая авиация застигнута врасплох и понесла значительные потери. Советские механизированные корпуса вошли в прорыв. Орды танков БТ вырвались на автострады и едут на Берлин. Советские парашютисты высаживаются в тылу врага, перехватывают вместе с горными дивизиями линии снабжения Германии из Румынии. Военная машина Германии, оставшись без горючего, останавливается. Советские танки входят в Берлин. Советские самолеты уже везут десантников в столицы Европы и покоренных Европой колоний. В конце концов последняя страна мира становится союзной республикой СССР.

К сожалению или к счастью, но история не развивается столь прямолинейно. Как мы уже упоминали, в 1944 г. советская армия захватила таки Румынию, но война продолжалась. Да, конечно, первый удар по сосредоточенному на границе вермахту был бы сокрушительным. Но не всесокрушающим. И после десятков поражений, в 1944 г. вермахт сохранял боеспособность.

Более реалистичный взгляд на возможный исход советского вторжения предлагает М. И. Мельтюхов, который полагает, что поход на Берлин не был бы «прогулкой». Но и он считает, что «наименее благоприятным результатом наступления советских войск могла бы стать стабилизация фронта по рекам Нарев и Висла — т. е. примерно там, где советско-германский фронт стабилизировался в конце 1944 г».[982] Финал этого сценария по сути отличается от картины, нарисованной Суворовым, только эмоциональной окраской. Если для автора сценария «Ледокола» создание мировой тоталитарной империи — нечто ужасное, что-то вроде антиутопии Д. Орвела «1984», то М. И. Мельтюхов предпочитает оптимистические краски: «Разгром Германии и советизация Европы позволяли Москве использовать ее научно-технический потенциал, открывали дорогу к „справедливому социальному переустройству“ европейских колоний в Азии и Африке. Созданный в рамках „Старого света“ социалистический лагерь контролировал бы большую часть ресурсов Земли. Соответственно, даже если бы Новый свет и не был захвачен, он, скорее всего, вряд ли смог бы значительно превзойти Старый по уровню жизни. В результате там сохранялось бы значительное количество недовольных, с надеждой смотревших на помощь из-за океана. В случае же полного охвата Земли социалистической системой была бы полностью реализована сформулированная в либеральной европейской традиции задача создания единого государства Человечества. Это, в свою очередь, позволяло создать достаточно стабильную социальную систему и давало бы большие возможности для развития».