Мир меняющие. Один лишь миг. Книга 2 - [9]

начал соображать, куда ему отправиться сейчас. По всему выходило, что топать ему надо в

Крамбар, и выходить прямо сейчас. Проверив карманы, разложил перед собой всё, что у него

осталось: небольшая фляжка, она была на поясе — её тоже не забрали, карта, платки и кусок хлеба.

Размочил хлеб, съел, тщательно пережевывая каждый кусочек. Сначала замутило, но потом, после

пары-другой глотков прохладной водички, слегка попахивающей землей, полегчало. Упаковал все

свои нехитрые пожитки, набрал воды во фляжку под завязку, напился сам, намочил платки,

которыми планировал потом обмотать голову. Повернулся и пошел в Крамбар.

Глава 4.

В песках.

Вспоминая своё одинокое путешествие через пески Крогли, Вальда всегда удивляло то, что

времени он не чувствовал, словно весь путь занял один день и одну ночь. В памяти всплывали

лишь пески: вверх, вниз, вверх, вниз. Иногда, когда ноги уже не держали, падал и скатывался с

песчаных холмов. Каждый раз, оказываясь лицом в песке, приходилось уговаривать себя встать. А

потом не просто уговаривать, а орать во все горло, чтобы встать. Голос вскоре отказал, из глотки

лился хрип. Когда становилось совсем уж невмоготу от жары, находил мало-мальское укрытие и

прятался там. Исхудал так, что, щеки ввалились, потемневшая от солнца кожа, которую не спасали

те отрепья, что остались от платков Стелы, потемнела, штаны пришлось подвязывать веревочками.

А ремень он съел — каждый день отрезал маленький кусочек и жевал, размачивая слюной, давясь

от голода. Иногда валился на раскаленный песок, пережидая спазмы в желудке. От смерти спасало

лишь умение находить воду где бы то ни было. Едва заметные ручейки попадались редко, но

попадались. Возле них обычно устраивал дневки, пил вволю и отсыпался, выкопав ямку, пока не

становилось прохладнее. Просыпался, затягивал веревки на штанах потуже, сверялся с картой и

снова брел. Мысль о том, что надо бы вернуться в Мир за помощью, даже не возникала в его

воспаленном сознании. А мысль о том, что Стела, возможно, уже давно мертва, он отгонял усилием

воли.

15

15

Однажды, проснувшись на закате, Вальд увидел какую-то непонятную мглу на горизонте,

похожую на сине-багровый кровоподтек. Стало очень тихо, утих даже тот малейший ветерок,

который поднимался ввечеру после того, как спала дневной жары. Вальд заметил, как волосы на

руках зашевелись сами по себе. Почувствовал, что на затылке, который все еще побаливал иногда,

волосы стали приподниматься. Мелькнули воспоминания из той далекой жизни, когда он и мама

жили среди кочевников, и эти воспоминания тревожили... А потом, словно мешком по голове —

буря, будет буря! Наклонился к ручейку, напился вволю, да так, что закололо в боку. Набрал воды

во флягу, намочил всю одежду, все тряпки. Обмотал лицо, нашел неподалеку едва заметный

бугорок песка, лёг и приготовился к неизбежному. Резко похолодало, потом налетел ветер,

поднявший мелкие частички пыли — Вальд почувствовал это — и словно по открытой коже кто-то

начал колоть иголочками. Порывы становились все сильнее, поднимая в воздух песок и мелкие

камни. Стало очень жарко. Вальд чувствовал, что сердце готово выскочить из-под ребер, лоб

покрыли мелкие капельки пота, крупным-то взяться не откуда. Резко заболела голова, горло

пересохло, словно и не пил недавно. Подступила нестерпимая жажда. Вальд, с трудом выпростав

руки из-под засыпающего его песка, сдвинул с глаз тряпки и попытался хотя бы смочить губы, но

из фляжки посыпался песок — вода высохла или пролилась, теперь было неважно. Перед глазами

закружился песок — всё быстрее и быстрее — и молодой астроном потерял сознание.

Очнулся от того, что на лицо лилась вода, открыл рот, ловя струйки, приподнялся, пытаясь

открыть глаза, за что получил ощутимый тычок в бок, услышал невнятное бормотание, из которого

сделал вывод, что надо лежать, а то хуже будет. То, на чем он лежал, было жестковато и монотонно

покачивалось так, что Вальд вскоре задремал, а потом и уснул крепко, как не спал с момента

похищения Стелы.

Следующее воспоминание — Вальд лежит в тени, на лице прохладная, мокрая тряпица,

неподалеку потрескивает костерок, где-то рядышком слышится мелодичное журчание ручейка и

снова – то бормотание, под которое он засыпал. Вскинулся было встать, осмотреться и снова

получил тычок.

- Да лежи ты, что ты за беспокойное хозяйство-то такое! Вот егоза мне на старости лет попалси,

спасай таких, оне сами в могилку то себя и укладуть и песочком-то присыплють...

Чувствовалось, что у хозяина бормотания собеседников маловато, и он привык общаться с собой.

- И глазоньки из-под тряпицы не вытаскивай свои. Компрэсц я тебе сделал с травами целебнымя, а

то ослепнуть можешь. Где ж это видано, пески летають, а он зенки свои с-под тряпки вынул. Чегой

разглядеть-то хотел, милай? Что ты опеть поднимаесси, а? Куды ты, ну вот куды же! Вот

беспокойное-то хозяйство досталось! Лежи, а, молодец храброй, али у тебя глазконьки лишние?