Мир, который рядом - [57]
- В общем так, Юрий, по закону тебе можно претендовать на досрочное освобождение, что мы и будем делать. Обещать я, конечно, ничего не буду, но то, что в моих силах, организую. Теперь мне надо знать о тебе все.
Последовал ряд вопросов, на которые я без замедления ответил.
- Я напишу ходатайство, - продолжал Андрей Николаевич, - от твоего имени и привезу тебе. Ты ознакомишься, подпишешь, и мы отправим его в суд города Энгельса. Через неделю я к тебе приеду.
Адвокат уехал, а у меня сорвало колпак. «Неужели получится? Ну Эдуард, ну молодец! Блин, начальник наверное залупится, мне ведь еще два с лишним года сидеть. Такие срока тут никто не оставляет.»
- Если Лимонов впрягся, то получится, – успокаивал Мишка, когда мы встречались с ним в клубе.
- Что, на УДО собрался? Да кто ж тебя отпустит? – обламывали мусора.
Вот и думай теперь. Все, что я пережил в эти дни, никакими словами не передать. У меня пропал сон, я постоянно представлял себе волю, мать, друзей. Ведь если все получится, то где-то месяца через полтора я буду дома. А если нет…
Через неделю приехал адвокат и привез ходатайство, которое я сразу подписал. Наступило время ожидания. Я за весь срок столько не думал, как в эти дни. Чем бы я себя не заморачивал,
время словно остановилось и тянулось, как резина.
- Соломин, а ты не можешь адвокату сказать, чтобы он подождал с ходатайством месяцок? – спросил меня как-то начальник воспитательного отдела. - А то смотр на носу, кто тебя заменит?
- Борис Алексеевич, Вы когда-нибудь видели зека, который хочет задержаться в зоне?
- Вообще-то нет.
- Ну и адвокат, как мне кажется, тоже не видел. Я не хочу выглядеть в его глазах дебилом. Да и вообще, я, если честно, хочу домой. Смотр и без меня пройдет. Там все отрепетировано уже. И рано об этом говорить, меня еще никто не отпускает.
- Если честно, то ходят слухи, что насчет тебя начальнику ходатайство пришло, подписанное несколькими депутатами Государственной Думы. И если это, и правда, так, то я думаю, что тебе пойдут в колонии навстречу.
«Ничего себе замута! Депутаты. Вот это да…»
Помимо этого, я узнал, что Лимонов погасил за меня иск. В зоне было правило, не отпускать людей с непогашенным иском на УДО, о чем писатель, как я понял, не забыл. Через некоторое время меня выдернули на комиссию:
- А, Соломин? Заходи, – пробурчал хозяин, - ну что тут у нас?
Каждый мусор, ответственный за какой-нибудь отдел давал мне характеристику. Особую рекомендацию дал, конечно, Неведов, так как непосредственно являлся моим начальником. В принципе, он ничего плохого обо мне не сказал, только упомянул, что я читаю новости, пишу фанеры и исполняю обязанности худ. руководителя в клубе.
- И ты собрался домой? – резко спросил начальник, - а кто работать будет? Тут минимум троих на замену надо.
- Найду, – решительно ответил я.
- Ну хорошо, мы дадим тебе положительную характеристику в суде, но поверь, с такими сроками суд не отпускает. Иди.
Мне стала чаще сниться Мать
Мой город, дом, друзья, подруги.
Как возвращаюсь я опять
В свою среду, после разлуки.
Я не был здесь уже давно
С момента моего ареста
Мне снится слива под окном
И ждущая меня невеста.
Устал, отвык, кричит душа,
И просится с мольбой
В края Родные.
Пока живу с надеждой,
Жду суда. Прошу:
Освободите!
Вы ведь, как и я – ЖИВЫЕ.
16.09.2004
Наступил период ожидания суда. Я нашел себе замену на радиогазету и стал стажировать нового редактора. Главная проблема была с клубом. У Вовки никак не получалось освоить синтезатор, а других кандидатов просто не было.
- Борис Алексеевич, - начал я, встретив Неведова в клубе, - замены на синтезатор нет, кроме Андрея.
- Его со свинарника не переведут назад. Это распоряжение начальника.
- Поймите, кроме него никто так не разбирается в музыке. Помимо того, что он пишет фонограммы, он хороший руководитель. Вы хотите, чтобы клуб потихонечку затух? Ведь не каждый день сажают таких музыкантов, как Андрей.
- Я-то все понимаю, Соломин, но начальник настроен очень серьезно в отношении него. И подходить к нему с этим вопросом опасно. Поищи пока другую замену.
- Кого? Колхозников, которые расшибут всю эту технику за пару дней? Некого мне вместо Андрея оставлять.
- Поживем, увидим, а ты все равно ищи.
Искать я, конечно, никого не собирался, так как знал, что если меня отпустят, то отпустят и без замены. Не скажет же начальник судье, что в зоне некому музыку играть, и поэтому он против.
В бараке я появлялся только к отбою, так как после перевода так и не привык к новому месту. Единственным человеком в первом отряде, с которым я нашел общий язык, был Стас, который сидел за наркоту. Стаса я знал еще по отрядной работе, так как он тоже занимался делами своего барака. С этим человеком было приятно посидеть перед отбоем в локалке и поговорить о жизни. Парень он был не глупый, а сел за то, что покуривал травку и покупал ее себе стаканами. Ему было тридцать с лишним лет, он был начитан, имел высшее образование. Стас оказался единственным, с кем можно было разговаривать на откровенные темы: по поводу режима, беспредела в колонии, человеческого блядства и всего остального. Я почему то был уверен, что он меня не сдаст за такие беседы.
Книжка-легенда, собравшая многие знаменитые дахабские байки, от «Кот здоров и к полету готов» до торта «Андрей. 8 лет без кокоса». Книжка-воспоминание: помнит битые фонари на набережной, старый кэмп Лайт-Хаус, Блю Лагун и свободу. Книжка-ощущение: если вы не в Дахабе, с ее помощью вы нырнете на Лайте или снова почувствуете, как это — «В Лагуне задуло»…
Автор приглашает читателя послужить в армии, поработать антеннщиком, таксистом, а в конце починить старую «Ладу». А помогут ему в этом добрые и отзывчивые люди! Добро, душевная теплота, дружба и любовь красной нитью проходят сквозь всю книгу. Хорошее настроение гарантировано!
В творчестве Дины Рубиной есть темы, которые занимают ее на протяжении жизни. Одна из них – тема Рода. Как, по каким законам происходит наследование личностью родовых черт? Отчего именно так, а не иначе продолжается история того или иного рода? Можно ли уйти от его наследственной заданности? Бабка, «спивающая» песни и рассказывающая всей семье диковатые притчи; прабабка-цыганка, неутомимо «присматривающая» с небес за своим потомством аж до девятого колена; другая бабка – убийца, душегубица, безусловная жертва своего времени и своих неукротимых страстей… Матрицы многих историй, вошедших в эту книгу, обусловлены мощным переплетением генов, которые неизбежно догоняют нас, повторяясь во всех поколениях семьи.
«Следствие в Заболочи» – книга смешанного жанра, в которой читатель найдет и захватывающий детектив, и поучительную сказку для детей и взрослых, а также короткие смешные рассказы о Военном институте иностранных языков (ВИИЯ). Будучи студентом данного ВУЗа, Игорь Головко описывает реальные события лёгким для прочтения, но при этом литературным, языком – перед читателем встают живые и яркие картины нашей действительности.
"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.
Героиня романа Инна — умная, сильная, гордая и очень самостоятельная. Она, не задумываясь, бросила разбогатевшего мужа, когда он стал ей указывать, как жить, и укатила в Америку, где устроилась в библиотеку, возглавив отдел литературы на русском языке. А еще Инна занимается каратэ. Вот только на уборку дома времени нет, на личном фронте пока не везет, здание библиотеки того и гляди обрушится на головы читателей, а вдобавок Инна стала свидетельницей смерти человека, в результате случайно завладев секретной информацией, которую покойный пытался кому-то передать и которая интересует очень и очень многих… «Книга является яркой и самобытной попыткой иронического осмысления американской действительности, воспринятой глазами россиянки.