Мир «Искателя» - [16]

Тяжело переставляя ноги, Ильмар шел вдоль берега. Волны с легким шипением подкатывались и лизали его сапоги, потом нехотя отходили, журча мелкими ручейками в прибрежной гальке.

Вдруг он увидел впереди то появляющийся, то исчезающий среди пены набегающего прибоя какой-то предмет. Бревно или бочонок? Старик ускорил шаг. По пояс в воде на песке лежал человек, одетый в легководолазный костюм. В правой, откинутой в сторону руке он сжимал шланг сорванной с головы маски. Левой прижимал к груди небольшой резиновый мешок. Нильсен опустился на колени. Человек был мертв. Из разорванного ворота костюма выглядывал треугольник матросской тельняшки и кусочек синего воротника с тремя белыми полосками. Русский! Рыбак быстро огляделся по сторонам. Никого. Приподняв под руки отяжелевшее тело моряка, Нильсен оттащил его к подножию скалы. Сняв кислородный прибор, он отнес его в сторону и зарыл в песок. Потом сделал небольшое углубление между камней, положил туда труп, сверху прикрыл его плитками известняка и забросал щебнем. Затем старательно разровнял могилу руками и, отойдя немного в сторону, еще посмотрел, не заметно ли чего. Все было как обычно. В мешке лежали сверток и револьвер. Широко размахнувшись, он забросил оружие в море и, спрятав под полу куртки сверток, быстро пошел к дому…

В 1955 году однажды утром, в час, когда на улицах Осло можно видеть только домашних хозяек, в дверь советского посольства кто-то тихо, но настойчиво постучал. Немного сутулясь, в кабинет вошел человек лет тридцати, с открытым, загорелым, обрамленным курчавой белокурой бородой лицом. Одет он был в обычный костюм рыбаков: грубую куртку, свитер и тяжелые до колен сапоги. Он молча подошел к секретарю и положил на стол круглую жестяную коробку, крест-накрест перетянутую медицинским пластырем.

— Вот отец нашел на берегу.

— А почему вы думаете, что это касается нас? — секретарь вопросительно посмотрел на рыбака.

— Осенью сорок третьего года фашисты нашли у моря закопанный труп вашего моряка, а неподалеку его скафандр. Они поняли, что кто-то опередил их. Наш дом был рядом.

— Утром отца арестовали, а вечером расстреляли. — Человек немного помолчал. — Неделю назад я нашел это в сарае, под старыми сетями. Очевидно, немцы искали эту вещь и из-за нее и погиб отец. Там еще были какие-то бумаги, но они обратились в труху, и я их выбросил.

Секретарь взял коробку. На пластыре еле заметно синели буквы: “Не вскрывать, не проявлено”.

— Большое спасибо вам, мы разберемся в этом деле.

— Не за что.

— Ваш отец, очевидно, был очень хороший человек?

— Как и все отцы, — рыбак повернулся к выходу. — Прощайте!

— До свидания. А как вас зовут?

— Нильсен. Нильсен-младший.

— Я еще раз благодарю вас, господин Нильсен.

— Не за что, — моряк вышел.

Секретарь позвонил, в комнату вошла девушка.

— Отправьте в Москву, — и протянул ей коробку.

Уже давно перевалило за полночь. Студия опустела, лишь в одном из просмотровых залов сидела группа. Готовили документальный фильм к десятилетию Победы, Режиссер просмотрел десятки километров пленки, но материала все еще не хватало.

Как он устал! Это его первая работа, и что-то не получается! Нет завершающего кадра.

— Выпейте чаю, — ассистентка поставила на стол стакан.

— Не хочу. Есть еще что-нибудь?

— Почти все просмотрели. Может быть, остальные завтра?

— Нет, давайте, что осталось.

— Небольшой отрезок, но он не озвучен и текста нет, — девушка положила на стол коробку.

— Хорошо, запускайте.

Застрекотал аппарат. По экрану побежали цепи береговых сопок. Какие-то причалы. Матросы у торпедных аппаратов. Подводная лодка у пирса. Затем — очевидно, снимали через перископ — сквозь язычки волн транспорт на горизонте и неожиданно огненный столб взрыва. Падающие в воду обломки. Дальше несколько метров темноты. Потом, в каком-то сумраке, наверно при плохом освещении, на экране крупным планом возникло лицо человека…

— Что с вами? — девушка бросилась к режиссеру. — Вам плохо?

Режиссер резко выпрямился, напряженно вглядываясь в экран, пальцы судорожно, до побеления суставов, вцепились в ручку кресла, с треском переломился зажатый в руке карандаш. Фосфорным пятном выделялось в темноте побледневшее лицо. Он, словно подавившись, глотнул воздух и сполз в кресло. Голова безжизненно упала на грудь.

— Свет! Свет скорее! — ассистентка бросилась к графину с водой.

Режиссер открыл глаза. Медленно мутным взглядом обвел потухший экран. Поднялся и, шатаясь на непослушных ногах, пошел к телефону. Срывающимися с диска пальцами набрал номер и хриплым голосом произнес:

— Мама… Сейчас я видел отца…

Подводная лодка уходила в поход. На пирсе, дожидаясь последних распоряжений, стояли командир и старший помощник. Холодный ветер с моря нес мелкую водяную пыль. Казалось, что вместе с ней надвигается серая северная ночь. К стоящим на причале подошел человек и молча протянул какую-то бумажку.

— “Командиру, — прочел старпом, — предлагаю взять на борт оператора кинохроники. Комбриг”.

— Это вы оператор? — командир посмотрел на подошедшего.

— Да, я. Мне разрешили идти с вами. Вот документы.

Перед моряками стоял небольшого роста худощавый человек. Из-под стекол очков спокойно смотрели умные темные глаза.