Мир иной. Что психоделика может рассказать о сознании, смерти, страстях, депрессии и трансцендентности - [33]

Насколько истинно это значение? Сам Гриффитс агностик, но обладает необычайно широким кругозором и относится без предубеждения к чему-то новому, даже к сообщениям своих подопечных, полученным, что называется, из первых рук, об их пребывании «за гранью реальности», как они это называют.

– Я стремлюсь брать в расчет любую возможность, даже ту, что эти переживания могут быть истинными, а могут и не быть, – сказал он мне. – Самое волнующее здесь – это возможность использовать те инструменты, которые имеются в нашем распоряжении, чтобы с их помощью исследовать и раскрыть эту тайну.

Но не все его коллеги столь же непредвзяты, как он. Во время одной из наших встреч (мы завтракали на солнечной террасе его скромного ранчо в пригородах Балтимора) Гриффитс упомянул одного из своих коллег по больнице, известного психиатра по имени Пол Макхью, который отвергает психоделический опыт на том-де основании, что это не более чем одна из форм «токсического бреда».

– Погугли по фамилии Макхью, и сам увидишь, – подзуживает он.

«Врачи постоянно встречаются с этим странным и зрелищным состоянием сознания, наблюдающимся у пациентов, страдающих прогрессирующим заболеванием печени, почек и легких, при котором токсичные продукты, накапливаясь в теле, воздействуют на мозг и ум точно так же, как ЛСД, – пишет Макхью в своей рецензии на книгу о Гарвардском псилоцибиновом проекте, напечатанной в журнале Commentary. – Живость цветового восприятия, слияние и переплетение физических чувств, галлюцинации, дезориентация и потеря чувства времени, обманчивые радости и страхи, которые, подобно волнам, то накатываются, то отходят, вызывая непредсказуемые ощущения и поступки, – вот те печальные и всем нам знакомые симптомы, которые врачам приходится лечить в больницах и госпиталях чуть ли не каждый день».

Гриффитс допускает возможность того, что все вышеописанное является некой формой временного психоза, и планирует посвятить ближайший эксперимент исследованию бреда, но он сильно сомневается, что этот диагноз полностью покрывает то, что происходит с его подопечными.

– Пациенты, которых донимает бред, находят это состояние крайне неприятным для себя, – указывает он, – поэтому они, конечно же, не приходят месяцы спустя и не признаются: «Ах, это было одно из самых значительных переживаний в моей жизни».

Уильям Джеймс, рассуждая о мистических состояниях сознания, тоже поднимает вопрос о достоверности увиденного и пережитого. И приходит к выводу, что смысл и значение этих переживаний являются и должны быть «авторитетными для тех людей, которые их испытали», однако что касается всех прочих, говорит он, то им нет абсолютно никакого смысла «некритично подходить к этим откровениям». И все же, считает он, сама возможность того, что люди могут овладевать этими состояниями сознания, должна повлиять на наше понимание разума и мира: «Существование мистических состояний полностью опровергает притязание не-мистических состояний быть единственными и исключительными глашатаями того, во что мы можем или не можем верить». Эти альтернативные формы сознания, «несмотря на все недоумения, могли бы стать незаменимыми этапами в нашем приближении к истине в ее окончательной полноте». В таких переживаниях, где ум «воспаряет к более объемлющей точке зрения», он видит намеки на великое метафизическое «примирение»: «Оно такого рода, словно все противоположности мира, противоречия и конфликты между которыми создают все наши трудности и проблемы, слились в единое целое». И это конечное единство, подозревает он, не является просто заблуждением.

* * *

Сегодня Роланд Гриффитс рассуждает как ученый, глубоко преданный – как и в былые времена – своим исследованиям.

– Я уже рассказывал о том, что, впервые соприкоснувшись с медитацией, я почувствовал неудовлетворенность своей работой, начал терять к ней интерес и подумывал вообще ее бросить. Сейчас же я чувствую, что она вновь мне интересна, причем более, чем когда-либо прежде. Я снова с нею сросся, и у меня пробудился еще больший интерес к вечным вопросам и экзистенциальным истинам, наложенный на чувство благоволения, сострадания и любви, которое я обрел в ходе медитативных практик. И со всеми этими дарованиями я снова прихожу в лабораторию. Чувство потрясающее!

Мысль о том, что мы с помощью научных методов можем достичь мистических состояний сознания и исследовать их, побуждает Роланда Гриффитса радостно просыпаться по утрам и включаться в жизнь. «Если ты можешь создать условие, при котором семьдесят процентов людей скажут, что судьба послала им одно из самых значительных переживаний в жизни… ну, тогда этот научный феномен я как ученый счел бы попросту невероятным». В самом деле, для него весь смысл результатов эксперимента 2006 года сводится к доказательству того, что «исследования зарекомендовали себя как перспективные, и теперь мы с полным правом изучаем» мистические состояния сознания, «потому что можем воспроизвести их с высокой долей вероятности. Именно так наука набирает обороты и доказывает свою эффективность». Работа с псилоцибином, считает он, открыла для научного исследования совершенно новые области человеческого сознания. «Самому себе я кажусь ребенком, попавшим в кондитерский магазин».