Мир дома твоего - [33]

Что же касается эгоизма как себялюбия, то само сочетание этих слов является недоразумением. Беда эгоиста в том, что он не любит себя, что он сам себе враг.

В связи с этим некоторые психологи утверждают: чтобы полюбить других, надо прежде полюбить себя. Так что же — борьбу с эгоизмом надо начинать с культивирования любви к себе? Но такое смещение акцента на себя, хотя и импонирует индивидуалистически настроенному читателю, однако способно завести его в еще большую занятость собой и своим Я. К тому же оно может оказаться совершенно бесполезным для людей, у которых не было настоящего опыта любви к другим людям: они не смогут полюбить себя, как бы ни старались следовать советам психологов. Единственно возможный выход — в любви к другому: потребность в такой любви живет в каждом человеке.

Из собственного опыта мы знаем, что настоящая любовь сродни творческой самоотдаче: она так же вдохновенна и самозабвенна. Когда мы делаем что-то для других по чувству обязанности или долга — это одно, а когда мы делаем что-то для любимого человека — это совсем другое: мы испытываем радость гораздо большую, чем если бы это делали для самих себя. По этому чувству радости служения можно узнать, с любовью ли мы относимся к человеку. Значит, можно легко и радостно, забыв о себе, поставить другого на первое место; это естественно для любящего и переживается как счастье — “со-частие” другому. Выходит, что счастье и состоит в самозабвении, забвении своего Я ради любимого. Но в этом отказе от того Я, о котором мы обычно печемся, тревожимся, оберегаем его статус и привычную роль — в отказе от маленького эгоистического Я рождается духовное Я.

Это рождение полюбивший человек переживает в открытии мира вокруг себя, в прозрении: вдруг он увидел сияние солнца и радугу в капле росы, услышал тишину леса, открыл скрытую глубину человека. Как будто спадает панцирь отчуждения и вновь рожденный в любви человек начинает жизнь, сопричастную (от слова “часть”, как и слово “счастье”) миру и людям. Это и есть нормальная человеческая жизнь, открытая каждому.

Итак, “пусть моя Катька растет эгоисткой, — решила мама, — зато она будет счастливым человеком”... Эти рассуждения за нее можно мысленно продолжить. “Пусть жалуются воспитательницы детского сада, что она отбирает у детей игрушки и не делится своими, пусть плачут малыши во дворе, что она не считается с правилами игры. Значит, у нее есть характер, она не пропадет, она пробьется куда надо. За счастье в жизни надо бороться...” Мама думает еще и о том, что сама всю жизнь борется, пробивается изо всех сил. Пусть хотя бы дочка будет счастливым человеком, если у нее самой не все так сложилось в жизни, как хотелось бы. А что же все-таки не так? Об этом ей некогда думать, но чувствует, что на душе нет радости и покоя, чего-то не хватает, что-то гложет.

А вот — другая семья.

У Севы мама — врач, а папа — научный сотрудник. Они воспитывают ребенка постоянно: ни одной оплошности сына не пропускают, чтобы не прочитать ему мораль о долге и порядочности. Сева уже привык и терпит. Он выучился, как надо себя вести дома и в школе, чтобы избегать нотаций и неприятностей. Сейчас он кончает школу. Его мечта — стать владельцем магазина, найти такую работу, чтобы “было больше денег и связей”.

Нет ничего странного в желании ребенка стать продавцом или даже хозяином магазина. Маленькие дети любят играть в магазин. Но когда мечтой выпускника школы становится обогащение — это заставляет задуматься. У Кати было бы понятно: этот идеал воспитан матерью. Для родителей Севы такой выбор сына был попранием всех идеалов и воспитательных устремлений. Все их старания привели к прямо противоположному результату. Как понять это?..

Казалось бы, примеры противоположные. Но не сходятся ли эти крайности? Катю сознательно воспитывают в духе эгоизма; у Севы эти качества сформировались от противного, в противовес навязчивости родительских проповедей о долге, чести и бескорыстии, не подкрепленных реальным опытом его собственного поведения. Необходимость приспосабливаться к требованиям взрослых сформировала у мальчика способность хитрить, лавировать, подделываться под ожидаемые образцы поведения, чуждые его непосредственным желаниям. То, что эти желания постоянно подавлялись родителями, привело к их непомерному возрастанию и развитию потребительских идеалов под прикрытием благопристойного поведения.

Эгоизм сродни расчетливости и рассудочности. В отличие от разума рассудок ограничен областью практического приспособления, он утилитарен. Разум — творческое начало в человеке, включающее в себя и рассудок, но не сводящееся к нему.

Как видим, обе крайности — и поощрение потребительских наклонностей, и подавление непосредственных потребностей — ведут к разрастанию утилитарно-рассудочной установки и формированию эгоизма.

Избалованный ребенок может оказаться более доступным перевоспитанию, чем ребенок, научившийся хитрить и приспосабливаться. Родители Севы сформировали у ребенка негативизм и неприятие тех идеалов, которые они ему внушали. Перекорм всегда вреден, как бы хороша ни была пища: это относится и к словесным формам воспитания. Их навязчивость приводит к девальвации слова и нравственной глухоте.