Мир дома твоего - [12]

Вненаходимость — это эстетическое отношение. Оно бескорыстно и беспристрастно. Только так можно увидеть другого человека именно как другого (заметим, что корень этого слова — “друг”). Это — не устраненность от человека, но отстраненность, бережно-созерцательное отношение к нему без навязывания себя. Противоположностью такому отношению являются привязанность, пристрастие, страсть к человеку: здесь на первом месте не он, а мое эгоистическое Я. Идеи М.М.Бахтина о вненаходимости удивительно созвучны высказываниям А.А.Ухтомского о “доминанте на Собеседнике”. Когда человек занят собой (у него “доминанта на себя”), он не видит собеседника реально, а воспринимает собственную проекцию — “Двойника”. “Эгоист, именно потому, что он эгоист, объявляет всех принципиально эгоистами...” — писал А.А.Ухтомский в “Письмах”. Так, господин Голядкин, герой повести Достоевского - “Двойник”, своим беспредельным эгоцентризмом породил в себе двойника. “Люди эгоцентричные не могут освободиться от своего Двойника, куда бы они ни пошли, что бы ни увидели, с кем бы ни говорили”. Освобождение от своего Двойника— трудная, но необходимая задача человека. Для этого нужно воспитать доминанту “по Копернику”: сделать центром тяготения другого. Это знает всякий любящий человек. Он отодвигает себя на второй план, внимание его поглощено тем, кого он любит. Но так относиться следует не к одному-единственному человеку, а к каждому. Всепоглощающее пристрастие к единственному закрывает глаза на остальных людей. Такое пристрастие свидетельствует об эгоцентрической доминанте, перенесенной на того, в ком человек видит свою “собственность” и своего Двойника.

Но если я отодвигаю себя на второй план, а на первый ставлю другого — не единственного, а каждого встретившегося мне человека, тогда у меня постепенно образуется “доминанта на другом” или “доминанта на Собеседнике” как свойство личности и мировосприятия. М.М.Пришвин сознательно воспитал в себе такое восприятие мира, назвав его “родственным вниманием”. Он так писал об этом: “И вот, как только это достигнуто, что свое личное как бы растворено в чужом, то можно с уверенностью приступить к писанию — написанное будет для всех интересно, совершенно независимо от темы. Шекспир это или башмаки...” Почему же всем будет интересно? Очевидно, потому, что когда личное “растворено в другом”, тогда преодолена эгоцентрическая установка и рождается иная — общечеловеческая, универсальная точка зрения, родственная и понятная всем. Доминанта на другом и является такой универсальной, всеобщей точкой зрения. Это — точка, в которой сходятся бесчисленные оси индивидуальностей.

Лучше всего это можно представить в образе круга, через центр которого проходят радиусы.

Преподобный авва Дорофей, подвижник VI—VII вв. , так писал об этом:

“Представьте себе круг, середину его — центр и из центра исходящие радиусы-лучи. Эти радиусы чем дальше идут от центра, тем больше расходятся и удаляются друг от друга; напротив, чем ближе подходят к центру, тем больше сближаются между собою. Положите теперь, что круг сей есть мир; самая середина круга — Бог, а прямые линии (радиусы), идущие от центра к окружности или от окружности к центру, суть пути жизни людей. И тут то же: насколько святые входят внутрь круга к середине оного, желая приблизиться к Богу, настолько по мере вхождения они становятся ближе к Богу и друг к другу... Так разумейте и об удалении. Когда удаляются от Бога... в той же мере удаляются друг от друга, сколько удаляются друг от друга, столько удаляются и от Бога. Таково и свойство любви: насколько мы находимся вне и не любим Бога, настолько каждый удален и от ближнего. Если же возлюбим Бога, то сколько приближаемся к Богу любовию к Нему, столько соединяемся любовию и с ближними, и сколько соединяемся с ближними, столько соединяемся и с Богом. То есть: 1) чем более человек упражняется в милосердии и любит людей, тем более приближается к Богу и 2) чем более человек сердцем чувствует личное Божество, тем более он любит людей”.

Эти мудрые слова помогают глубже понять тайну духовного Я человека. К нему возможно лишь благоговейное, трепетное отношение. Приблизиться к нему можно лишь путем чистой бескорыстной любви. Привычная для психолога и педагога исследовательская и формирующая установка здесь недопустима и бессмысленна: тайна останется за семью печатями, а настойчивый исследователь уйдет с пустыми руками.

Духовное Я не может быть предметом научного исследования, но психолог должен осознать: оно есть. Тогда появляется возможность диалогически приобщиться к духовному Я в себе самом и в другом человеке. Тогда психолог совсем иначе будет относиться к наличному Я в себе и в другом.

Опытное, а не теоретическое знание духовного Я скорее открывается художнику, чем ученому. Испытывая творческое вдохновение, художник чувствует себя лишь исполнителем того, что несоизмеримо превосходит его наличные возможности. Вспомним стихотворение А.С. Пушкина “Пророк”: в духовном озарении поэт воспринимает огненную мощь “Божественного глагола”, несоизмеримую с его лукавым и празднословным человеческим языком.