Мир до начала времен - [72]

Да уж, высоко взлетел мой бывший сослуживец, так что не поймаешь… И ведь вот что обидно: инженеров тут оказалось достаточно много, и конкуренция между ними высока, а вот человек, который под парусами смог привести сюда фрегат – только один. Кстати, пока мы так болтали, синьор Сергий успел провозгласить создание отдельного клана «русские» и назначить его главу, а также перечислить почти два десятка имен римских легионеров, перешедших из разряда военнопленных в разряд полноправных сограждан. Слушал я все это краем уха, потому что мне это было неинтересно. Поскольку из команды нашей субмарины уцелели в основном механические чины, я воспринимал свой клан «итальянцы» как некое техническое подразделение, которое должно поступить в подчинение синьору Антонио, занимающемуся тут подобными вещами. При этом русские солдаты все как один были набраны из крестьян, владеющих плотницким ремеслом, что относилось уже к прерогативам синьора Сергия. В свою очередь, римляне, технически отсталые, но многочисленные и сплоченные, представляли собой грубую физическую силу, которую равным образом можно применить и на работах, и в бою, в силу чего они должны подчиняться синьору Андреа. Мы с этими людьми находились в разных плоскостях существования. Я не удивлюсь, что моего нового знакомого подпоручика Котова, по гражданской профессии железнодорожного техника, рано или поздно присоединят именно к нашему подразделению.

Тем временем синьор Сергий закончил с объявлениями о социальном продвижении и перешел к брачным вопросам. Из Основателей сегодня не женился никто. Первыми в брак вступали молодые люди из так называемого «Французского клана». Еще год назад эти мальчики считались детьми, которым нельзя доверить никаких самостоятельных решений, но, попав в этот жестокий и не прощающий ошибок мир, всего за один год они повзрослели и заматерели настолько, что стали патриархами своих больших семей. Некоторые из них уже были женаты на своих соотечественницах, и теперь принимали в свои семьи пополнение из местных; другие вступали в брак первый раз, но при этом их женами становились сразу несколько девушек. Два месяца назад я наблюдал за подобными свадьбами, не понимая, что происходит, но теперь мне были понятны как слова священника, так и ответы новобрачных.

Мне с самого начала было удивительно, как можно позволять вступать в брак таким молодым людям, тем более с несколькими девушками сразу. Но тут, видимо, это в порядке вещей. В этом страшном мире мальчики и девочки торопятся взрослеть и жить, поскорее оставляя потомство. Впрочем, счастливы при этом были все: и невесты, и женихи, а одна девушка в больших очках, обнимая своих будущих собрачниц, даже расплакалась от счастья. Именно он счастья, потому что от горя плачут совершенно по-другому. Впрочем, небольшое горе с девушкой все же приключилось: от этих слез на морозе заиндевели очки, что сделало ее совершенно слепой. Впрочем, ее тут же окружили всеобщей заботой и помогли справиться с неприятностью. Кстати, я уже знаю, что жен одного мужа тут зовут нареченными сестрами, и семейные скандалы считаются делом чрезвычайно предосудительным. Возможно, падре Бонифаций и в самом деле прав в том, что этот мир еще не пережил своего грехопадения. Люди тут делают друг другу зло только от голода или великой нужды, но никак не потому, что им это просто захотелось.

Сразу после французов в брак со своими избранницами вступали кельтский кузнец Онгхус и его сын – подмастерье и молотобоец Одхан. Кто видел одного кузнеца, тот видел их всех. Оба – и отец и сын – среднего роста, широкоплечие, с длинными мускулистыми руками. Только у папы голова уже наполовину облысела, а сын может похвастаться пышной шевелюрой; при работе он перевязывает голову кожаным ремешком, чтобы волосы не лезли в глаза. Бывал я у них в кузне по служебной надобности. Оба – люди неторопливые, солидные и весьма уважаемые вождями, потому-то им и позволено завести себе сразу большие семьи… А вот тут меня ждал сюрприз. У каждой невесты (а их было три темных и три светлых) за спиной висели меховые рюкзачки с маленькими детьми, и еще один мальчик, лет, неверное, семи, стоял, держась за руку матери. При этом малыши, видимо, привычные к различным пертурбациям, преспокойненько себе спали, не обращая внимания ни на мороз, ни на все происходящее, а вот старший поминутно оглядывался на своего нового отца. Папе-кузнецу достались четыре красотки, а сыну-подмастерью две. Впрочем, жить все они будут в одном доме, где места хватит еще на несколько таких семей. Когда им перевязывали руки, невесты выглядели счастливыми, а кузнецы довольными.

Потом для совершения брачного обряда вызвали гончара Альбина и его четырех невест. Он тоже взял за себя вдов с детьми, только те уже были постарше – на четырех невест шестеро детей. Впрочем, в условиях, когда все необходимое для пропитания и содержания семьи выделяется из общих закромов, а дело родителей – только обеспечить правильное воспитание (в основном собственным примером), большое количество детей – это не обуза, а подмога. Однако, в отличие от кузнеца, который до сего дня был вдовцом, у гончара имеется живая и здоровая молодая жена, регулярно устраивающая мужу семейные скандалы. Правда, раньше, говорят, было еще хуже. Женщина немного присмирела после того, как увидела, каким образом за аналогичный грех русские вожди расправились со своей собственной соплеменницей и современницей. Впрочем, это не они первые сказали, что паршивых овец следует изгонять из стада. Но сейчас первая супруга гончара стоит почти спокойно, и лишь переминается с ноги на ногу, глядя, как ее благоверного связывают шнурами с четырьмя другими женщинами. Интересно, сколько она сможет так терпеть и как русские вожди отреагируют на еще один семейный скандал?