Мир Чаши. Дочь алхимика - [59]

— Я знавала род Орбо. Жесткие, целеустремленные, не из тех, кто прощают что бы то ни было… и я бы тоже не простила.

— Может быть, — заговорила Жозефина, — алхимические талисманы — это маяки для выхода существ Корней, путь отомстить всему миру за случившееся?

Графиня медленно кивнула, не отводя от девушки глаз.

— Я бы тоже так сделала, если б могла, но существа Корней не заключают договоров с женщинами, Призыватели и воины — всегда мужчины. Таков старинный закон, и Корни чтут его непреложно. Ветви тоже имеют свой закон, но там это воздух, которым они дышат, а внизу закон — это сталь ошейника на горле… Я восхищаюсь вашим отцом: он, несомненно, один из талантливейших магов и невероятно умный человек. Но если он действительно заключил подобный договор, то чем он заплатил?

— Но разве сама возможность выхода к Стволу, к Чаше — не плата?

— О нет, Корни не воюют с Ветвями — я полагаю, ты и сама это знаешь. Более того, люди им, по сути, тоже не особенно нужны, и для прямого выхода сюда из своих сфер и горним, и дольним существам нужен немалый повод. Впрочем, эти тонкости всегда были уделом мужчин моего рода. Мы поставляли с Корней бойцов за определенную плату, и именно этим были сильны и известны. Плату же, — тут ее взгляд чуть смягчился и словно обратился далеко вовне, — обычно вручали заказчики, хотя приходилось платить и нам — существа Корней далеко не всегда соглашаются на посредников…

— Если вы поставляли бойцов, — медленно произнесла Жозефина, — то, наверное, сможете рассказать о перевертышах.

Выслушав краткое описание твари, умеющей менять обличье и растекающейся после смерти черной лужей, Мать Альдскоу кивнула:

— Это одни из самых опасных созданий Корней, дети Третьего Корня. — Она произнесла слово на чужом, чуждом языке, и оно было рокочущим и свистящим. — Здесь, в Чаше, их называют Ищейки, или Загонщики. Они выслеживают и загоняют жертву куда сказано… или же убивают. Если их действительно натравили на тебя, то мой совет — готовься к худшему. Я бы посоветовала еще и избавиться от перстня, но это само по себе сложно, к тому же он находится в розыске под началом самой короны. — Уже привычно помолчав, она спросила в свою очередь: — Скажите мне, каким образом вам удалось избавиться от Ищейки?

Отметив это «вам» вместо «тебе», Жозефина положила левую ладонь на рукоять наследной мизерикордии и наполовину выдвинула клинок из ножен.

— Он.

— Простите?.. — Графиня свела брови, явно не понимая, что происходит. Девушка вытащила клинок целиком и показала его графине.

— Я ударила его этим кинжалом, и Ищейка обратился черной лужей вместе с конем.

Мгновение хозяйка замка вглядывалась в руку собеседницы, а потом заговорила совершенно иначе, очень холодно и, как могло различить опытное ухо или эмпат, испуганно:

— Вы хотите сказать, что у вас в руке оружие? — Тут Жозефина поняла, что графиня попросту не видит клинок, будто его и нет, и — сразу же — что происходящее разом вышло из-под всякого контроля. — Сделайте три шага вперед!

— В этом нет необходимости… — Она мгновенно убрала клинок в ножны и показала раскрытые поднятые к плечам ладони, но было уже действительно слишком поздно.

— Сделайте три шага вперед! — напряженно повторила графиня, и Жозефине не оставалось ничего, кроме как подчиниться. Она сделала что велено и оказалась на красной черте.

Черте смерти.

И, кажется, это напугало графиню еще больше невидимого клинка.

— Госпожа Жозефина, — голос дрожал внятно для любого, кто мог бы его слышать, — я устала и прошу вас покинуть зал.

— И замок?

— И замок.

Краткое колебание девушки, все еще надеявшейся решить дело миром и убедить графиню в чистоте своих намерений, оказалось последней каплей — той самой, которая переполняет чашу сдержанности даже старой нобле, порождая пронзительный выкрик человека, заглянувшего в громадные жуткие глазищи своего самого страшного страха:

— Я прошу вас!!!

Коротко поклонившись, Жозефина развернулась и как могла быстро покинула залу. Золотая сеть, пропустив ее в коридор, захлопнулась за ее спиной; девушка всей кожей чувствовала, что нужно уходить как можно быстрее — и точно так же знала, что никакого вреда им не причинят, даже если они решат задержаться. Вернув перстень на привычное место на груди — и наконец-то перестав ощущать себя голой, — она поспешила к своим, сопровождаемая неслышно идущим кастеляном, в обеденную залу, из которой, казалось, вышла полдня назад.

При виде госпожи непринужденно болтавший за столом отряд немедленно встал со своих мест. Молодого Альдскоу в зале уже не было.

— Ваши лошади будут готовы, как только вы спуститесь, — известил Марк с поклоном. Он сопроводил отряд до гостевых комнат, и Жозефина скомандовала немедленно собираться. Переодевшись и подхватив немногочисленные пожитки, они покинули комнаты и вышли во двор. Там было уже вовсе не так пусто и спокойно, как утром: по истертой брусчатке сновали слуги, часть их стояла у открытых ворот, будто кого-то ждала.

Пока Марк вел серебро и лазурь до пристройки, где лежало оставленное при входе оружие, они успели увидеть, как в ворота, пробухав по мосту копытами, въехал отряд конных рыцарей в броне — и рассыпался пылью, едва задние ноги лошади последнего из них оказались за порогом. Остался один-единственный человек, в котором Жозефина узнала сына хозяйки замка; он был еще бледнее, чем тогда, бесконечное время назад, в обеденной зале Карна. Он спешился, и конь его исчез так же, как рыцари, а сам он упал на руки явно ожидавших этого слуг. Его тут же унесли. В напряженном молчании разобрав оружие, отряд вновь вышел на воздух, и двое конюших подвели их скакунов.