Мир Чаши. Дочь алхимика - [57]

— Госпожа намерена дать частную аудиенцию, — пояснил он, и остальные члены отряда послушно отступили — не собираясь, впрочем, никуда уходить в ожидании горячо любимой госпожи. Альдскоу, не Альдскоу — они не отдадут ее даже всему огненному войску Корней.

Вторая решетка перед Жозефиной открываться не пожелала.

— У вас есть что-то из запрещенных артефактов, — подсказал кастелян. — Вы можете отдать его слугам или оставить здесь.

У нее оставались только наследный пояс с клинком и перстень. Расставаться с любым из артефактов отчаянно не хотелось, но делать было нечего, и Жозефина для начала выбрала меньшее зло и сняла пояс — вернее, попыталась снять: рубиновая пряжка совершенно не желала расстегиваться. С третьего раза она оставила бесплодные попытки, решив, что своенравный артефакт знает, что делает. Опять же с верным кинжалом было спокойнее… Оставался перстень. Едва его металл звякнул о каменное блюдо, а шнур перестал касаться пальцев, как золоченая решетка отворилась, открывая проход.

В конце длинного и широкого зала стоял на возвышении трон; пол украшали алые, черные и золотые линии магических полиграмм, стены по старой традиции закрывали складчатые драпировки — здесь это был драгоценный алый шелк; они плавно переходили в сводчатый потолок. Поверх давно не используемых, но совершенно работоспособных полиграмм лежала алая же ковровая дорожка, ведущая к трону.

— Можешь приблизиться, дитя, — прозвучал под сводами чуть приглушенный, но все еще сильный голос.

Коротко вздохнув, Жозефина двинулась вперед.

На троне, высокую спинку которого венчала изваянная в камне чудовищная морда, сидела очень старая женщина, закованная, будто в броню, в тяжелое бархатное платье старинного покроя. Крупные складки подола потоками темно-винной лавы ниспадали к основанию трона, изящные пальцы лежали на складчатых лбах украшающих подлокотники морд — близнецов той, что скалилась из спинки. В ушах и на тщательно убранных платиновых волосах переливались ограненные гранаты.

— Остановись, — снова прозвучал голос. Жозефина обнаружила себя стоящей на втором из трех концентрических кругов. — Черная черта — для крестьян и прочих, кому не столь повезло с рождением. Золотая — для нобле, для равных. Сейчас ты стоишь именно на ней, и это мое любимое расстояние для разговора. Красная же — черта смерти.

Жозефина протянула рекомендательное письмо от молодой Альдскоу, оно выпорхнуло из ее руки и легло в развернувшуюся наверх ладонь графини. Не читая, та положила его к себе на колени и продолжила, глядя Жозефине в глаза:

— Не бойся. Ваш род равен нашему, и мы можем разговаривать как это и приличествует двум представителям старых родов, если ты не желаешь заявить права на наследство Орбо.

Девушка медленно качнула головой вправо-влево.

— Нет. Официально я не имею к Орбо никакого отношения.

— Что ж, чудесно. Ни с де Крисси, ни с самими Серебряными Пиками у нас никогда не было вражды… как, впрочем, и родственных связей.

— А с Орбо?

— О нет, — улыбнулась графиня, — враждой это назвать невозможно. Мы соперничали на стезе общего для нас Искусства. При старой династии не было междоусобной резни; кровная месть и подобная самоубийственная мерзость — порождение новых времен…

Жозефина внимала, вбирая каждое слово, каждый обертон, каждое колебание эмоционального фона. Здесь и сейчас она прикасалась к знаниям и Силе, текущим из древности — оттуда, где начинался ее собственный род.

— …Вся внешняя политика Альдскоу сейчас на моей дочери, ибо я предпочитаю жить затворницей в своем замке, меня утомляет шум пестрого нового мира. Но ты встретила ее и все-таки пришла сюда. Сейчас у Карна нет армии, и большинство наших артефактов или отобраны, или утратили Силу; так или иначе, они не действуют, значит, ты явилась задавать вопросы. Что же, я готова отвечать, но у каждого ответа будет своя цена — вопрос, деньги или услуга.

Графиня сделала паузу, изящно закруглив мерное течение своей речи, и Жозефина задала главный вопрос:

— Мой отец жив?

Все та же пауза; взгляд прищуренных глаз с возвышения трона.

— Насколько мне известно, он погиб в своей башне.

— Мать Орбо говорит, что не видит своего первенца ни среди живых, ни среди мертвых.

— Дитя, я понимаю, что большую часть твоей жизни тебе придумали. Ваш разговор с Железной Совой я слышала от начала до конца. Всегда полезно присмотреть за соперниками… Задавай интересные вопросы, иначе наш разговор очень быстро наскучит мне.

— Тогда, возможно, стоит начать издалека. Вы слышали о пожаре в нашем поместье? Он оставил очень странные следы, и Миры там явно смешаны. Слишком сложно для убийства моей матери с целью вызвать меня из храма. Отец тоже погиб при очень странных обстоятельствах. Это одна история…

— Я не собираюсь читать лекции и давать советы. — Голос графини хлыстом рассек полотно речи. — Мы сыграем в старинную игру вопросов и ответов, и если тебе нечем играть — уходи, не роняй чести своего Дома.

— Тогда я спрошу так, — серые глаза блеснули сталью, — возможно ли узнать, что с моим отцом сейчас?

Мать Альдскоу как будто задумалась: резкость ушла из ее тона, а пальцы принялись задумчиво поглаживать складки на каменных мордах, будто ласкали настоящего зверя.