Мир Чарльза Диккенса - [116]

Эллен Тернан

Скорее всего, не повезло ему и с Эллен Тернан, молодой женщиной, вошедшей в его жизнь в последнее десятилетие. Об их отношениях известно так мало, а написано так много, что я чувствую искушение вообще не придавать значения этому эпизоду. Но вряд ли это будет правильно: меры предосторожности, которые Диккенс предпринимал, чтобы скрыть их отношения, огромное желание самой Эллен помочь ему в этом — все свидетельствует о близких отношениях. Не надо забывать, что она годилась Диккенсу в дочери и что ее семья, артистическая и немного богемная, была, однако же, очень респектабельной. Спустя несколько лет после смерти Диккенса Эллен вышла замуж за частного педагога. По словам Томаса Райта — а это источник спорный, — каноник из Кентербери утверждал, что в поздние годы Эллен сама рассказала ему об этой незаконной связи: «Я слышал из ее собственных уст, что одна мысль о близости была ей ненавистна». Биографы в большинстве своем с удовольствием ссылаются на эти слова; не будем моралистами пуританского толка и, даже порицая кое-что в отношении Диккенса к жене, будем надеяться, что Эллен была вольна раскаиваться в своем прошлом, но видела она его в намеренно искаженном свете.

Принесла им близость счастье или нет, но где-то с 1863 года они, по всей вероятности, стали любовниками. Диккенс под чужим именем снимал для нее квартиры, сначала в Слау, потом в Пекэме, а сам жил поблизости, в Нью-Кроссе. В 1865 году он взял ее во Францию (правда, вместе с ее матерью); на обратном пути около Степлхерста в Кенте они попали в ужасную железнодорожную катастрофу, со множеством жертв. Одно из немногих сохранившихся писем, где упоминается имя Эллен, написано Диккенсом несколькими днями позже, оно адресовано его слуге, Джону Томпсону: «Завтра утром отнесите мисс Тернан корзиночку фруктов, горшочек сметаны от Такера, цыпленка, пару голубей или другую мелкую дичь. Что-нибудь в этом же роде отнесите в среду и в пятницу утром — только пусть будет немного разнообразия». Он явно был рад случаю немножко побаловать ее. С присущим ему оптимизмом Диккенс надеялся, что она сможет приехать к нему в Америку, в гастроли 1867 года, и даже сговорился с Уиллсом, что тот поможет ей; но, попав в Нью-Йорк, он понял, что ничего из этого не получится. Подробности их отношений, видимо, никогда не будут выяснены до конца, но следующее, пожалуй, подтверждает их близость: во-первых, слова Томаса Райта и, во-вторых, некоторые признания дочери Диккенса Кэйти, сделанные уже на склоне лет миссис Стори. Вообще во всей этой истории много загадочного: мы знаем от Кэйти, что в середине 60-х годов Эллен часто принимали в Гэдсхилле; семья послала за ней и когда Диккенс умирал (правда, она приехала поздно и не застала его в сознании); Джорджина и Мэйми продолжали встречаться с Эллен после смерти писателя. Еще более любопытно, что завещание Диккенса начинается с подарка в тысячу фунтов Эллен Тернан — это слишком мало, чтобы обеспечить ее, и достаточно, чтобы вызвать пересуды. Зато одно можно сказать наверняка — и в конечном счете это самое важное, если только биографии писателя позволено вторгаться в литературную критику, — реалистической глубиной образов молодых женщин в последних романах Диккенса, твердостью, даже властностью их воли, их живостью, наконец, более четкой половой выраженностью Эстеллы, Беллы Уилфер и, может быть, еще Розового Бутона и Эллен Ландлес — всем этим английский роман, несомненно, обязан Эллен Тернан. Благодаря ей, я думаю, Диккенс на закате жизни понял, что это такое — женщина. С началом этой связи писатель перешел в разряд респектабельных викторианцев с двойной жизнью. И абсолютно наверняка можно сказать, что результатом этой потаенной жизни явились два прекрасных характера — Брэдли Хэдстон, уважаемый школьный учитель, раздираемый смертоносной ревностью, и Джаспер, соборный регент, который переодетым бродит по опиумным притонам Ист-Энда.

«Наш общий друг»

Прошло не так много времени после выхода в свет «Больших надежд», а Диккенс уже начинает работу над новым романом. Первые упоминания о действующих лицах — Лэмли, Вениринги, отец и сын Хэксемы — мы встречаем в 1861 году в письме к Форстеру. Последний же выпуск был напечатан лишь в конце 1865 года. Столько времени не отнимал у него ни один роман (кроме «Барнеби Раджа», который он откладывал ради других книг). Причин было много — продолжительное и успешное турне чтений под руководством нового и менее опытного импресарио («как ни прекрасно чувствовать настроение публики, я все же без особого сожаления предвкушаю берег и небольшой отдых»); поездка в Париж вместе с Джорджиной, которой надо было оправиться от сердечного недомогания; еще одна поездка в Париж в 1863 году, когда он с триумфальным успехом дважды выступил в Британском посольстве; но все же главной причиной, задержавшей работу над романом, было пошатнувшееся здоровье писателя.

С самого начала духовная, душевная и физическая жизнь Диккенса была подчинена суровому режиму. Его активный отдых был столь же изнурителен, как и работа; в ту пору средний класс, к которому он принадлежал от рождения, еще не сделал спорт предметом культа, однако в молодости Диккенс часто ездил верхом, позже много занимался греблей (вряд ли подходящее занятие для человека, который будет страдать от сердечной недостаточности), всегда любил дальние прогулки, и непременно быстрым шагом. Его темперамент, самолюбие и чувство собственного достоинства не позволяли ему и помыслить об усталости, тем более о расстройстве здоровья. Впрочем, уже в детстве его жестоко донимали колики. В 1841 году, перед отъездом в Америку, он перенес болезненную и изнурительную операцию фистулы. Причину его детских недомоганий некоторые современные врачи видят во врожденном заболевании почек — предвестнике болезни, которая в конце концов свела его в могилу. Известно, что на пятом десятке он часто мучился нездоровьем, хотя изо всех сил старался держаться молодцом, и к 1858 году напряженный образ жизни уже настолько запечатлелся во всем его облике, что он выглядел много старше своих лет.