Мир без стен - [62]
Они смотрели на дверь, почти не дыша и не решаясь ни открыть ее, ни отвести взгляд. Но стоять так бесконечно было невозможно, и, в конце концов, Рассвет сделал маленький шажок вперед и протянул руку к покрытой ржавчиной ручке.
- Отойдите и отвернитесь, - сказал он своим спутникам. - Это я вас сюда привел, и я нашел ту дурацкую комнату. Мне и лезть туда первому.
Петр, Снежка и Пион, чуть помедлив, сделали несколько шагов в сторону, повернулись спиной к двери и закрыли глаза. На этот раз никто из них даже не вспомнил, что Расс набрел на нижнюю комнату случайно и что на его месте мог быть и кто-нибудь из них.
Пальцы Рассвета сжали холодную дверную ручку, надавили на нее, и он медленно потянул дверь на себя. Раздался тихий скрип, а потом вокруг воцарилась полная тишина.
- Расс! Ну что там? Ну как? - первой, как всегда, не выдержала нетерпеливая Снежка. Дрожа от страха, она начала оборачиваться и еще до того, как посмотрела на дверь, обнаружила, что в комнате стало намного светлее, и свет был какой-то странный, не желтый электрический и не сиренево-голубой личиночный, а какой-то... розовый!
- Расс... - вслед за Снежкой обернулись и Пион с Петром. И опять стало тихо, так тихо, что каждый из четырех первооткрывателей отчетливо слышал стук собственного сердца.
Рассвет стоял на пороге, держась одной рукой за ручку, а другой - за дверной косяк, и смотрел вперед. В открывшееся перед ним, залитое слабым светло-розовым светом пространство. На огромный, бесконечно расширяющийся зал. У которого не было...
- Мир без стен... - еле слышно выдохнула за его спиной Снежка.
- ...и потолка, - полным ужаса голосом продолжил ее фразу Пион.
Первые минуты Рассвет смотрел на открывшийся ему вид с изумлением, которое вытеснило все остальные чувства. Перед ним был только пол - неровный, засыпанный огромным количеством земли, на которой почти везде росли длинные и тонкие зеленые листья. Чуть дальше были видны и другие растения, высокие, почти в человеческий рост, с несколькими перепутанными толстыми стеблями и множеством больших листьев. Еще дальше молодой человек заметил какие-то множество больших блестящих прямоугольников, напоминавшие огромные ящики, верхняя стенка которых была наклонной. Но рассмотреть их как следует было невозможно, они блестели слишком ярко, и Рассвету приходилось щуриться. А совсем далеко пол просто заканчивался линией, после которой не было никаких стен - было только неяркое розовое свечение. Внизу, возле пола, оно было потемнее, почти красное, выше становилось светлее, нежно-розовым, а потом и вовсе меняло цвет на светло-голубой. Над головой у Расса этот свет был совсем ярко-голубым - он манил к себе, тянул на свою невообразимую высоту, и, казалось, достаточно только выпустить дверь, чтобы полететь туда, причем полету этому не будет конца, он будет длиться вечно...
Рассвет отпрянул назад, не удержал равновесия и плюхнулся на пол.
- Что с тобой, что?! - тут же засуетились вокруг него друзья.
- Голова закружилась... - слабым голосом ответил молодой человек. - Там нельзя долго смотреть вверх, это... очень неприятно...
Снежка тут же высунула голову за дверь - не забыв, впрочем, крепко вцепиться в ручку обеими руками. Через несколько секунд она, вскрикнув и пошатнувшись, тоже ввалилась обратно в комнату.
- Страшно... - протянула девушка растерянно. - Кажется, что... сейчас упадешь вверх...
- А если смотреть только вниз? - неуверенно спросил Петр, поглядывая в дверной проем. Впрочем, вылезать наружу он при этом не спешил.
- Я попробую! - решился Рассвет и осторожно приблизился к двери. Перед тем, как перешагнуть порог, он опустил голову и стал смотреть только себе под ноги.
Мягкая земля спружинила под его ногами - идти по ней было очень непривычно, это было совсем не похоже на обычную ходьбу по твердому ровному полу, но ощущение было скорее приятным. Рассвет сделал глубокий вдох и только тогда понял, чем еще отличается открывшийся ему новый мир: в нем было огромное количество запахов. Пахло какими-то растениями, гораздо более сильно, чем в оранжереях, а кроме того, в воздухе витало еще множество совсем не известных ему ароматов. Но все они тоже оказались очень приятными, и вдыхать их было одним удовольствием.
Расс сделал несколько шагов, не без усилия заставляя себя топтать драгоценные растения. Утешало его лишь то, что этих длинных и узких листьев было вокруг очень много и что вряд ли у таких мелких и неухоженных ростков был хозяин. На глаза ему попался непохожий на большинство растений маленький кустик, с мелкими овальными листочками и крошечными ягодками темно-фиолетового цвета. Пустой желудок тут же напомнил о себе голодным урчанием, и Рассвет, нагнувшись, сорвал одну из ягод и засунул в рот. Вкус у нее оказался таким острым, что в первый момент он почувствовал чуть ли не физическую боль, но уже в следующую секунду понял: ягода была великолепна. Терпкая, кисло-сладкая - самая лучшая клубника, выращенная в оранжереях под самыми жаркими ультрафиолетовыми лампами, не шла ни в какое сравнение с этим крошечным фиолетовым шариком!
Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.
«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.
В сборнике представлены произведения выдающегося писателя Фридриха Горенштейна (1932–2002), посвященные Израилю и судьбе этого государства. Ранее не издававшиеся в России публицистические эссе и трактат-памфлет свидетельствуют о глубоком знании темы и блистательном даре Горенштейна-полемиста. Завершает книгу синопсис сценария «Еврейские истории, рассказанные в израильских ресторанах», в финале которого писатель с надеждой утверждает: «Был, есть и будет над крышей еврейского дома Божий посланец, Ангел-хранитель, тем более теперь не под чужой, а под своей, ближайшей, крышей будет играть музыка, слышен свободный смех…».
В повести рассматриваются проблемы современного общества, обусловленные потерей семейных ценностей. Постепенно материальная составляющая взяла верх над такими понятиями, как верность, любовь и забота. В течение полугода происходит череда событий, которая усиливает либо перестраивает жизненные позиции героев, позволяет наладить новую жизнь и сохранить семейные ценности.
События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.
Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.