Мир без России - [86]

Начну с главного компонента, по которому каждому из нас предлагают определиться, или, по словам русского Подберезкина, «самоидентифицироваться», т. е. сказать, что «я — русский», и, следовательно, связать себя с «…Россией, ее будущим, ее национальными интересами, а не с идеологией какой-то одной партии» (с. 67).

Все это хорошо. Я с удовольствием объявлю себя русским и готов связать себя с национальными интересами России, а не национальными интересами США, от чего меня предостерегает г. Подберезкин. Но я хотел бы знать, в чем выражаются национальные интересы России. Русский Подберезкин формулирует мне их в виде государственно-патриотической идеологии, русский Путин — в виде либерально-государственной идеологии, русский Ампилов — в виде ортодоксально-коммунистической идеологии и т. д. Все — русские, а идеологии разные.

В геостратегическом плане г. Подберезкин предлагает нам такой «общенациональный интерес»: воссоздать Россию в границах 1990 г. Это, видимо, первый этап. За ним следует второй этап: создание империи восточнославянских народов (с. 267, 454).

Весьма заманчиво, и мне бы, конечно, тоже хотелось верить, «ЧТОБЫ МИРНЫМИ, ДЕМОКРАТИЧЕСКИМИ СПОСОБАМИ ВОССТАНОВИТЬ РОССИЮ В ГРАНИЦАХ 1990 г.» (выделено прописными буквами автором, с. 191). Хорошо звучит! На этом фантазии идеолога не заканчиваются. Далее он указует: «НЕОБХОДИМО ВИДЕТЬ КОНЕЧНУЮ ЦЕЛЬ ТАКИХ УСИЛИЙ — СОЗДАНИЕ ИМПЕРИИ ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКИХ НАРОДОВ КАК ПРОДУКТА ЕСТЕСТВЕННОГО сближения и объединения многих народов, и даже их первичных государственных образований, самой историей «обреченных» на совместное существование и выживание в едином государственном организме» (выделено прописными буквами автором, с. 267).

Это что, записки сумасшедшего или политика, рассчитывавшего стать президентом? Где и когда он видел, чтобы империи создавались демократическими способами? Неужели этому эрудиту невдомек, что империя — это категория геополитическая, или, как сейчас модно говорить, геостратегическая? Все они создавались на основе силы. В XXI веке все подобные конструкции невозможны в принципе, поскольку всем мало-мальски разбирающимся в международных отношениях политикам совершенно ясна их нежизнеспособность. Не случайно идет другой процесс: дробление крупных государств, особенно многонациональных, на более мелкие. Еще в начале 1980-х годов было около 140 государств, сейчас их стало около 200. На грани распада даже процветающая Канада. Некоторые американские ученые не исключают дробления США.

О каких восточнославянских народах идет речь: о поляках, болгарах, венграх, чехах или западных украинцах? О тех самых народах, которые мечтают попасть в НАТО, а некоторые уже и попали.

Понятно, что никакой империи не получится, помимо всего прочего и потому, что, во-первых, даже не все русские, особенно там, «наверху», этого хотят, во-вторых, почему-то этого не хотят и нерусские, к примеру, в той же Балтии. В результате выделенные прописными буквами идеи являются не чем иным, как пустой фразой, свидетельствующей о мере «ответственности» горе-теоретика.

Следующим пунктом государственно-патриотической идеологии является синтез научных знаний и Веры, т. е. примирения и взаимного дополнения науки, культуры и религиозной духовности (с. 79). «Вера», конечно, с большой буквы. Подберезкин в подтверждение своего «открытия» приводит множество цитат уважаемых личностей, видимо, опасаясь, что читатель на веру только ему в эти банальности не поверит. Почему-то ему кажется, что в былые времена мы пренебрегали всем этим «духовным» потенциалом. Мне же кажется, что именно благодаря, прежде всего, вере и духу советский народ строил днепрогэсы, города, бил фашистов и прочую нечисть, создавал уникальную культуру. Кстати, и на Западе о единстве веры, духа и науки толкуют не один десяток лет. Достаточно почитать старые работы Г. Маркузе или Э. Фромма. А один американец, Артур Янг, даже вплотную подошел к научному (математическому) объяснению единства веры и разума в развитии человечества. Но все эти вещи — синтез веры и науки — не дают специфики российской государственно-патриотической идеологии, т. к. они в той или иной степени существуют во всяческих идеологиях.

Я готов согласиться, что «духовный» потенциал — это чисто русское понятие» только в том смысле, что для нормального русского нематериальные ценности были, а возможно, и остались выше материальных. В этом действительно проявляется русская специфика, или, по выражению Подберезкина, «Русский путь». Но эта специфика противоречит капиталистическому пути развития, по которому идет нынешняя Россия и за который проголосовало больше половины населения страны, переизбрав Ельцина на второй срок и выбрав прокапиталистического Путина в новые президенты. Для того чтобы русский человек вновь проявил или восстановил свою исконную духовность, ему необходимо предложить нечто большее, чем ничего не значащий в данном случае «синтез науки и веры».

Еще одно важное положение, связанное с формами собственности. И здесь нас ожидает очередной перл. Теоретик пишет: «…для нас не так уж важны споры о формах собственности. Значительно важнее, чтобы