Мир без хозяина - [19]

– Не мой то город. Не довелось мне в нём родиться, о чём я сожалею слёзно, – молвил Старец. – Я странник перехожий, и землю исходил вокруг так много раз, что чисел не сыскать моим дорогам пройденным, и не упомнить уж, где дом мой, в юности оставленный, в какой он стороне. Но истину скажу: честней Правителя, чем тот, который восседал перед тобой на колеснице из кости драконовой, запряженной лазурным жеребцом шестиногим, каменья драгоценные чеканящим копытами, ни человека нет, ни бога, и город свой он любит крепко, как любит первенца отец. Словам его ты можешь верить безо всяких рассуждений – то не уста его, но сердце говорило.

– Зачем же вышел ты спасать Сгаларион, счастливый город торжеств и ярмарок, где ты чужак?

– Я то искал, что есть достойным быть для Вечности подарком, что, возведённое людьми во славу их, не должно прежде времени от их же рук погибнуть. Всю жизнь свою я положил на поиски, и вот, искомое нашёл в стенах Сгалариона.

– Но видел ты, старик, коли не слеп, кто приходил ко мне. Неужто Вечности нужны их жизни?

– Нет, не нужны. Отринет она их и скормит Бездне, клубами хаоса бурлящей за Пределом, но будет город жить, когда они уйдут.

– Мне ведом, Старец, тот Предел – за ним сейчас моё терпенье. Не дали ничего мне жители Сгалариона, окромя слов пустых, и легионы мои бьют в щиты, желая славы боя и побед. Ужель не мог достойно поражение принять Правитель, что шлёт он день за днём к моим порядкам словоблудов бесчестных? Не смей же говорить, о таракан, что ты принёс мне ключ от врат! Я не приму его из рук твоих – что будет это за победа? Или, тебя прислав, желает тем Правитель мне нанести пусть не удар, но оскорбленье?

– Не помышлял того Светлейший. И видишь ты – пусты мои ладони. В них нет ключа ни к городу, ни к счастью. И ничего тебе я не принёс, – сказал устало странник, – но дар тебе мой – лицезрение меня.

– Зачем мне на тебя смотреть, ничтожнейшее из созданий? Иль в голову тебе ударило пустыни солнце? – в глубоком изумлении воскликнул Полководец. – Пускай нашел ты в Роднике Миражей сокровище своё, но Боги не разделяют твоих взглядов глупых, а я – любимец их, и мне, а не тебе решать, чему остаться жить, а чему навеки сгинуть. Ты шёл своим путём, а я – своим, и вот они пересеклись. Теперь закончен твой, а мой проляжет дальше. Ты не соперник мне, на том наш разговор окончен.

Потряс клюкою Старец, и пёс его протяжно заскулил.

– Послушай прежде, что скажу я напоследок, Человечества Палач, а после сам решай, как поступать тебе, какою из дорог пойти! В котомке старой за спиной ношу я Прошлое, и знаю потому, сим грузом с давних пор обремененный, что Завтра призрачное нам сулит. Вот как случится, внемли же: с триумфом ты войдешь в Сгаларион трепещущий, и поступью тяжелой измеришь площади его и куполом зеленым укрытые террасы, себе присвоишь все его богатства, и не станет равных тебе в мире ни в прошлом времени, ни в том, что будет. Падёт затем бесстрашный Наарихадон, Свободы пламенный поборник, клинки и копья навостривший, под натиском неистовым твоим; не видать ему победы. Никто не в силах будет обуздать стихию, водой живой колодцев омовенную в оазисе Богов, зовущемся Сгаларионом, и возрастёт перед тобою страх живущих до космоса немыслимых высот; он будет так велик, что не найдется ни глупца, ни смельчака, способного дерзнуть и власть твою оспорить, хоть в поединке честном, хоть в разбойничьей засаде, ни старого не будет, ни младого, кто меч скрестит с мечом твоим, и не отыщется ревнивицы коварной, которая вино твоё отравит утром, а на закате впустит к тебе, ослабшему, с гарротой душегуба. Пред именем твоим склонятся сами Боги многоликие и, пораженные величием твоим, да оградят тебя от случая напастей, как равного и как подобного себе. Так и погрязнешь ты в блаженстве власти липкой, той власти, от которой сам бежишь, какую презираешь, как презираешь и всех тех, кто был готов тебе её бразды вручить. Ты променяешь пыл борьбы на праздность, Полководец, и изнутри гния, так доживешь до тех времен, когда одрябнут твои мышцы, и кожа сморщится, и пятна бурые её покроют; и станешь ненавистен ты себе. И видя, как слабеешь, как увядаешь с каждым днём, ты возжелаешь смерти, но и тогда того не будет, кто прервёт страдания твои, и лесть потоком неуёмным продолжит в твои уши литься, дабы гнев твой, когда-то целый мир объявший, умерить и навеки усыпить. Так будет, если завладеешь ты вратами мегалитовыми Сгалариона и предпочтёшь победу твёрдую отважной схватке и броску фортуны вечно молодой. Я есть последняя причина, чтобы решениям своим ты изменил. Возьми атакой город, Сгаларион чудесный – минуют годы, позабудешь ты беседу эту, и послов не вспомнишь, иную судьбу пророчивших тебе, но вот однажды, когда времени река принесёт воды свои к океану эонов, в твоих покоях ослепительно-нарядных, в палатах золотых, мы вновь увидимся в бездонной глади полированных зеркал. Предстану я тогда, такой же, как сейчас, и снова отвращения наденешь ты гримасу. Тогда поймешь ты и слова мои, Завоеватель. Я – это Боги, что уснут, лишь только растворится в лунном свете последняя пылинка, что имена их помнит. Я – это Память, что с разумом угаснет и, светом обернувшись, ринется туда, где, прорвавшись сквозь Пределы, даст семя новой жизни. Я называюсь Предком, ибо Начало заключается во мне. И, что есть главное, я – это ты.