В феврале 1945 г. на Ялтинской конференции главы союзных держав окончательно пришли к соглашению о том, что СССР вступит в войну с Японией не позже, чем истекут три месяца с момента окончания боевых действий в Европе. Надо сказать, что наше верховное командование и руководство ВМФ к тому времени уже осознавало неизбежность войны на Дальнем Востоке. В связи с этим в конце 1944 г. начался новый этап модернизации ТОФа. При невозможности увеличить корабельный состав флота (поставки небольших военных кораблей и торпедных катеров по ленд-лизу принципиально ударную мощь флота не увеличивали) основная ставка вновь делалась на наращивание ВВС. Впрочем, это делалось достаточно своеобразно.
Анализируя крупные операции и мелкие бои Великой Отечественной, неоднократно поражаешься тому, скольких упущенных возможностей и поражений удалось бы избежать при наличии хорошо организованной морской разведки. А ведь на войне и переоценка, и недооценка противника чреваты неприятными последствиями. В данном конкретном случае совершенно уверенно можно констатировать: возможности противника мы переоценивали и весьма значительно! Словно и не было трех долгих лет тихоокеанской войны, в ходе которых американский флот переломил становой хребет морской мощи Страны восходящего солнца. Словно не было десятков отправленных на дно кораблей и тысяч сбитых самолетов, а мы с американцами не были соединены союзным договором. И если оценки нашего сухопутного командования относительно дислокации, состава и задач Квантунской армии были в основном верны (они мало изменились по сравнению с 1941 г.), то на море мы все еще ожидали нападения главных сил флота противника на Владивосток. Достаточно сказать, что к моменту начала советско-японской войны флот противника оценивался в 6ушнкоров (реально – только один, да и то тяжело поврежденный), 9 авианосцев (реально – 5; все в поврежденном состоянии, причем 3 -тяжело), 18 крейсеров (реально – 5; два тяжелых в Сингапуре, три легких (два поврежденных) в Японии), 56 эсминцев и миноносцев, 60 подводных лодок и около 1800 самолетов ВМФ. Поэтому неудивительно, что планы нашего флота были сугубо оборонительными, хотя в решении поставленных задач мы собирались использовать в первую очередь на активные методы.
Все это наложило свой отпечаток и на развертывание флотской авиации. Судите сами: с конца 1944 г. до момента начала войны на флоте было сформировано шесть авиаполков, в т. ч. один бомбардировочный (55-й), два штурмовых (56 и 60-й) и три истребительных (58, 59 и 61-й) причем все указанные части создавались для укомплектования 15 и 16-й смад, которые являлись ничем иным, как соединениями СТОФ и Владимиро-Ольгинской ВМБ, т. е. фактически частями береговой обороны, весьма удаленными от главного – владивостокского – операционного направления. Наконец, когда в июле состоялось решение об усилении ВВС ТОФ, авиацией западных флотов отправлены были два истребительных (27-й иап СФ, 43-й иап ЧФ) и лишь один минно-торпедный полк (36-й с СФ).
Примерно та же картина наблюдалась и в качественном совершенствовании авиации, т.е. поставках новых самолетов. Достаточно сказать, что на флоте было 343 Як-9 разных модификаций, 45 Як-7, 79 Ла-7, 172 ЛаГГ-3, 10 «Кингкобр», но только 180 Ил-2 (в строевых частях-128), 35 Ил-10 (ими был укомплектован единственный 26-й шап) и 136 Пе-2 (кроме них в бомбардировочной авиации сохранилось еще 27 СБ). Особо тягостное впечатление производила минно-торпедная авиация, в которой было только 46 «Бостонов», 26 Ил-4, зато 85 ДБ-3! В разведывательной авиации роль «первой скрипки» продолжали играть МБР-2 (146 машин), «Каталин» всех модификаций было 70, а 50-й драп имел в своем составе 12 А-20, 6 Ту-2, 15 Як-9, 10 ДБ-3, по одному Пе-2 и Б-25.
Так к началу советско-японской войны выглядел некогда грозный флот Страны восходящего солнца. Остов линейного корабля «Исе», потопленного палубной авиацией союзников в Куре в июле 1945 г.
Позднее поступление новой авиатехники (накануне войны в ВВС ТОФ поступило 776 самолетов, в т. ч. 401 истребитель, 140 штурмовиков, 195 бомбардировщиков и торпедоносцев и 40 разведчиков) не могло не отразиться на ее освоении личным составом. Так, в минно-торпедной авиации не было ни одного экипажа, подготовленного к полетам на А-20, а личный состав 34-го бап не успел полностью освоить бомбометание с пикирования. Примерно шестую часть экипажей (202) составляли учебные.
Стремление обеспечить каждого морского начальника собственной авиацией принесло свои плоды. Фактически для ведения активных действий на море под началом командующего ВВС генерал-лейтенант П. Н. Лемешко остались штурмовая, пикировочная (с приданным 55-м пикировочным полком из состава ВВС СТОФ), минно-торпедная дивизии, три разведполка (115-й морской ближнеразведывательный, 16-й морской и 50-й дальнеразведывательные) и одна морская разведэскадрилья (47-я) – чуть менее половины авиации ТОФ.
Перед ВВС флота ставились задачи нарушения морских перевозок противника, в т. ч. нанесение ударов по портам, ведение боевых действий в интересах сухопутных войск и возможных десантов (составленный до войны план боевых действий ТОФа их не предусматривал), ведение разведки, а также противовоздушную оборону кораблей, объектов ВМФ и конвоев. Бросается в глаза то, что за исключением последней задачи наша авиация обладала довольно скромными возможностями, особенно если учесть уже упомянутые особенности качественного состояния ударных родов ВВС и значительные расстояния до главных ВМБ и основных коммуникаций противника.