Минуя границы. Писатели из Восточной и Западной Германии вспоминают - [4]

Несколько недель спустя эта же учительница объявила классу о предстоящей поездке в Заксенхаузен. Стоя у доски, она попросила отозваться тех, кто уже бывал в Восточном Берлине или в ГДР. Руку поднял только один мальчик. Так, очень интересно, а расскажи нам, пожалуйста, где именно ты был. Оказалось, что у него в Саксонии живет двоюродная бабушка, и раз в несколько лет они с семьей ее навещают. У меня перехватило дыхание, я покраснела до ушей и не знала, куда прятать глаза. Казалось, все выжидающе на меня смотрят — и вот моя рука взмыла в воздух. О, Юлия, ты тоже бывала там? «Да, — пробормотала я. — Ездила посмотреть город».

Урок продолжился: Заксенхаузен, концентрационный лагерь, ужас, убийства, наваждение, война, антигитлеровская коалиция, капитуляция вооруженных сил Германии, разделение Германии на оккупационные зоны, разделение Берлина. Детей попросили заполнить бланки — к такой серьезной поездке надо было хорошо подготовиться. Через три недели наконец настал день, которого все ждали со страхом и нетерпением. Выходя из дома, я положила в кошелек двадцать пять марок — минимальную сумму, которую гражданин ФРГ, желающий провести день в ГДР, обязан был обменять на восточные марки. Это называлось «суточными». Я знала, каким трудом достаются деньги, и потому старалась тратить их с умом. Что из приобретенного в ГДР могло пригодиться мне на Западе?[2] Ноты бетховеновских сонат для фортепиано! По дороге в школу я как раз пыталась прикинуть, есть ли они сейчас в продаже и будем ли мы проходить мимо какого-нибудь нотного магазина. Когда я остановила велосипед у школьных ворот, первым, что бросилось мне в глаза, был багаж моих одноклассников: битком набитые сумки и рюкзаки. Я что-то не так поняла? Разве мы едем с ночевкой? Я прислушалась, но ни о какой ночевке никто не упоминал. Только в автобусе мне стало ясно, почему одноклассники на день взяли столько багажа. Они без конца шутили над тем, куда едут. Среди самого необходимого у них в сумках были не только плееры (чтобы как-то развлечься во время поездки в Заксенхаузен, одноклассники слушали хиты «99 Luftballons»[3], «Ich sehe den Sternenhimmel»[4], «Ich düse im Sauseschritt»[5] и другую музыку направления Neue Deutsche Welle[6]) — сумки одноклассников были набиты бутербродами с ливерной колбасой или толстым слоем «Нутеллы», пакетиками с фруктовым напитком «Капри-зонне», бутылками с водой, бананами, мытым виноградом в прозрачных герметично закрывающихся мешочках и шоколадными батончиками. Но лишь когда мальчики достали консервы и квашеную капусту и начали хвастаться друг перед другом перочинными ножами (у одного с собой оказался даже консервный нож), а на последнем ряду девочки с химической завивкой, хихикая, зажали носы и продемонстрировали свои запасы: сосиски в банке, я поняла, до чего все запущено. Мои одноклассники, тридцать шестнадцатилетних подростков из Западного Берлина, из которых только один проделал путь в несколько километров и пересек границу, чтобы увидеть восточную часть страны, думали, что в ГДР нечего есть. У нас-то. В этот момент мне было сложно определиться с родиной. Они взяли с собой надувные подушки, а у двух девочек были даже спальные мешки. На всякий случай. Кто знает, что может случиться в Восточной Германии. Конечно, классная руководительница сказала, что мы едем на экскурсию, а значит, в шесть вечера все должны вернуться в Шпандау, но в таком деле лучше перестраховаться.

Во время осмотра бараков Заксенхаузена десятиклассники извлекали из спортивных сумок банки кока-колы и пакетики с мармеладными мишками, а потом, прячась за музеем, курили «Кэмел» и самокрутки. На обратном пути говорили только о предстоящих летних каникулах: одна девочка собиралась отдыхать с родителями во Флориде, и это вызывало ярую зависть тех, кто ехал на скучную Ривьеру и в скромный Тироль.

А через три года, когда Стена пала, западных и восточных немцев охватила эйфория, к которой я отнеслась скептически: несколько недель, а то и месяцев не могла поверить своим глазам и ушам. Во-первых, потому, что жители Запада еще недавно воротили нос от Восточной Германии — насколько сильным должно было быть презрение, если только две из тридцати западноберлинских семей навещали своих братьев и сестер в ГДР. А во-вторых, потому, что жители Восточной Германии возлагали слишком уж большие надежды на Запад — от того восторга, с каким они бросились ему на шею, мне стало тошно. Не будем забывать и о том, что каждая сторона вела активную пропагандистскую деятельность против государственного строя другой.

Можно сказать, что у меня был нетипичный опыт пересечения границы, но мне и не хотелось, чтобы эта антология отображала усредненную картину — хотелось, наоборот, собрать субъективные впечатления людей, индивидуальные переживания, связанные с Западной и Восточной Германиями, личные утопические представления и их столкновение с действительностью. Как создается история? Из чего складываются и как преподносятся воспоминания? Литература помогает по-новому взглянуть на прошлое (что вовсе не подразумевает ностальгического ревизионизма), познакомиться с разными субъективными точками зрения и таким образом прийти к истине. Еще литература дает то, что не способна показать ни одна статистика: показывает людей, которые хотят и могут поделиться воспоминаниями, готовы рассказать о себе, о другой Германии, о том, где пролегает граница между «здесь» и «там», «мной» и «вами», «тобой» и «нами». К этому я и призвала своих ныне живущих коллег, чей взгляд был мне интересен. При этом антология не должна была стать трибуной только для тех, чьи имена сразу приходят на ум при упоминании темы: для старой гвардии восточногерманских писателей и тех авторов из Западной Германии, которые сочувствовали левым и еще до 1968 года искали себе друзей на Востоке. Их мнения нам уже известны. Гораздо интереснее узнать, какой эту границу видят те, кто еще не открывал публике своего отношения к другой Германии, каковы их впечатления от ее пересечения и какие чувства в них вызывают река, лес, улица, мост, которые так много значили для людей в те времена, когда по ним проходила граница, во времена, от которых сегодня почти не осталось следа.