Минувшее - [20]

— Самые важные для женщины дела — это хозяйство и угождение мужу. Жена будет командовать на службе — кто будет растить детей? Обед готовить, овец откармливать? Вся жизнь пойдет кувырком. Тогда мужу домой лучше не приходить.

Эти слова словно обожгли жену. Горечь и обида закипели в сердце. Сама не помнила, как вырвались гневные слова:

— Не каждому мужу дорога семья. Есть и такие, что уют и порядок дома меняют на общество потерянных уличных девок.

Кровь бросилась в голову Рахмана. Посмотрел на жену зверем, дернул за угол вышитую скатерть. Зазвенели перевернутые пиалы, чайники, пролились остатки чая, перемешались куски лепешки, сахара и конфеты.

— Женщина. Знай свое место, укороти свой язык! — И Рахман нехорошо выругался.

Нарджан сжалась, опустила голову, тихо произнесла:

— Дети слушают ваши слова…

— Пускай знают, какая у них ничтожная мать. Пускай приучаются к покорности. — Он вскочил с ковра, пнул ногой жену и быстро вышел из комнаты. Выходя, услышал плач маленьких и гневный голосок Раимы:

— У, басмач! Зачем обидел маму? — Он оглянулся. Дочь обнимала мать и грозила ему кулачком. Смешно. Шестой год идет девчонке, а ее ничем не запугаешь, вот ведь каким славным была бы сыном. Рахман отправился в чайхану. Надо развлечься и заодно сыграть в кости, авось, выиграет. Надо семье дать денег, а их у него нет. Все промотал, что оставалось от последней победы в кураше на свадьбе лавочника. А свадьбы в последнее время стали скромными. Война повытрясла у людей достаток. Вот и дожидайся, когда устроят праздник-той ловкие люди, пристроившиеся к государственной торговле или к колхозному общественному пирогу. Эти не жалеют денег. Да, растут дети, растут и расходы… «Смотри, какая смелая стала девчонка! Басмач. Это на отца! Да не каждый мальчишка осмелится сказать отцу такое. Но что с нее возьмешь? Стукнешь — сразу дух вон, а потом расстрел. Законы теперь строгие», — так раздумывал Рахман, подходя к чайхане. Там уже шла игра полным ходом. Кости метал чернявый юркий человек. Играл он с веселыми возгласами, с прибаутками.

Рахман подошел, поставил рубль и метнул кости. Выиграл! Поставил еще — опять выиграл. Разгорячился, Но вскоре счастье отвернулось от него и перешло к чернявому. Горячась, Рахман удваивал ставки и проигрывал. Скоро у него не осталось ни копейки. Это его обескуражило. Отошел. Сел невдалеке и потребовал чайник чая. Попивая, стал наблюдать за игрой. Теперь, когда крепкий чай освежил ему голову, он стал внимательно следить за чернявым. Вскоре заметил, что тот ловко плутует, пряча в рукав запасные кости.

— Кто этот человек? Откуда он? — спросил у проигравшегося соседа.

— Какой-то приезжий, его здесь никто не знает. Умеет играть.

Рахман подвинулся ближе к игрокам. Чернявый усмехнулся.

— Что, рыжий, отыграться хочешь? Можно. Но я в долг не играю.

— А это пойдет? — спросил Рахман, снимая с руки золотые часы. Чернявый жадно схватил их, внимательно осмотрел и положил на кучу выигранных денег.

— Сразу на все или частями? — спросил, беспокойно поглядывая на блестевший корпус часов.

— Зачем частями? Сразу! — Из-под опущенных век он зорко следил за игроком. Тот пересчитал деньги, лежавшие под часами, добавил еще несколько бумажек.

— Оценил-то я по справедливости? — спросил, усмехаясь.

— По справедливости! — ответили игроки, с уважением глядя на приезжего. Рахман кивнул головой, но весь насторожился.

Чернявый захватил в горсть кости, потряс их, поднес к губам, что-то пошептал, еще потряс и кинул. В этот момент Рахман схватил руку и потряс — из рукава выпали еще кости. Чайхана загудела. Стали разглядывать кости, пересчитывать их. Оказалось, что часть была подменена фальшивыми. Пока взволнованные люди были заняты выяснением, чернявый ловко откатился в сторону, прополз к двери, вскочил и, как заяц, метнулся вон. Двое-трое бросились ловить его. Остальные, отогнув край кошмы, нашли выигранные деньги, стали делить их среди проигравших. Рахман схватил часы и деньги, поставленные против них.

— Пришибить такого надо! — прогудел он, направляясь к двери. Никто не возражал. Были рады, что вернули свой проигрыш.

Это событие на некоторое время охладило Рахмана к игре в кости: слишком, рискованное дело. Кураш — вот это почти наверняка.

Вскоре в погоне за праздниками с курашем борец стал разъезжать по всей области. Дни его отсутствия были праздником для семьи. Давно он уже стал деспотом. Раима нередко получала от него шлепки за свою дерзость.

— Убью тебя когда-нибудь! Не лезь! — кричал он на дочь, когда она защищала мать.

— А тебя заберет милиционер! Посадят! — смело заявляла смышленая девочка. Она не знала страха.

Как-то в зимний день отец вернулся навеселе. Мать услала детей. Наступили сумерки. Из их калитки поспешно вернулся дядя, брат отца. Он подошел к Раиме:

— Отец убил твою мать, иди! — Сам поспешил дальше, чтобы не попасть в свидетели.

Девочка как безумная бросилась домой. Прыгнув на айван, вбежала в коридор, потом в открытую настежь дверь. На полу лежало распростертое тело, по обычаю, покрытое черным камзолом.

Навстречу Раиме надвигалась громадная фигура отца в новой шубе и меховой шапке. Вот он, виновник смерти матери! Не помня себя, девочка, подпрыгнув, вцепилась в отца. Одной рукой и ногами она держалась за шубу, другой, сжатой в кулак, исступленно колотила по лицу, вырывая клочья из бороды, при этом плача и проклиная его. Отец растерялся. Опомнившись, отцепил слабые ручонки, отбросил девочку на пол и поспешно вышел из комнаты, искоса бросив взгляд на распростертое тело жены. Неужели убил? Лишил детей матери?.. Неотвязная мысль давила мозг. Прав брат, сказав, что Рахмана ждет тюрьма. Надо бежать, уехать куда-нибудь, пока все не утрясется. А дети? Что с ними будет? Позаботится брат или кто-нибудь из соседей, а ему надо скрыться. Рахман спешил на пристань. Едва успел к отходу парохода.