Минотавр - [39]
Нет, она свободна.
В ресторане их накормили превосходно приготовленной форелью. Запивали они ее коллекционным вином. Кроме них, в ресторане никого не было.
Господин Абрамов был любезен, но не более того. Он много рассказывал Ингеборг о своей жизни в России. Слушать его было интересно.
Она нашла его хорошо воспитанным, его энергия заражала, его уверенность в себе вызывала доверие. Он, похоже, немало пережил. Он был гражданином мира, космополитом — в полном и наилучшем смысле этого слова.
Так они стали встречаться — чаще всего в том же уединенном ресторанчике, но не только там. Он нравился ей все больше и больше. Ей было с ним покойно и хорошо. И она представила его своему отцу.
У графа фон Хазе к тому времени кроме предков-крестоносцев остались лишь запутанные финансовые отношения с кредиторами, одна нога и единственная дочь; граф смотрел на мир сквозь монокль, но взгляд его был растерян. Все, чем он жил, рухнуло. Кроме, может быть, музыки. Ингеборг, не уточняя, сказала, что господин Абрамов — пианист-любитель. Прекрасно. Граф фон Хазе в свою очередь навел кое-какие справки; полученные сведения успокоили его. То, что поклонник его дочери был несколько старше его самого, не имело никакого значения. Он целиком одобрял ее выбор и принимал господина Абрамова как равного. Они часто беседовали теперь о том, как прошедшая война изменила этот мир и его ценности — увы, не в лучшую сторону. Наступала новая эра — что она несла им, людям предыдущей эпохи? В ресторан на берегу озера они теперь заглядывали втроем; граф фон Хазе ценил хорошую кухню.
Спустя некоторое время Абрам Александрович Абрамов и граф фон Хазе встретились вдвоем, без Ингеборг. Двое мужчин хотели обсудить мужские дела. Они долго сидели на открытой веранде ресторана на берегу озера, выясняя все, что нужно было выяснить, обговаривая детали. Так Абрам Александрович Абрамов завершил самую в его жизни важную сделку.
В конце 1920 года он женился на Ингеборг, и в свадебное путешествие они поехали в Палестину. Всерьез они приехали туда через год; приехали, чтобы обосноваться в своем собственном доме, который еще предстояло построить. Ингеборг была очарована этой идеей — уехать в пустыню, открыть новую страницу жизни среди простых незнакомых людей, жить среди девственной природы естественной простой жизнью, заполняя досуг любимой ими обоими музыкой, которая должна была заполнить ту пустоту, которая поневоле возникала при воспоминаниях о покинутой ими Европе — любимой, но обреченной на гибель.
Красивый большой дом по дороге на Винтертур достался теперь отцу Ингеборг. «Это ваш дом, — сказал граф фон Хазе, провожая их. — Помните, вам всегда есть куда вернуться».
Но они не собирались возвращаться.
Когда появился на свет их сын, Александр, и няня, подняв младенца, протянула запеленутый сверток отцу, Абрам Александрович положил свой короткий толстый палец на крошечную ладонь, и тот сильно обхватил его своими пальцами. «Он будет виолончелистом, — сказал Абрам Александрович своей жене, еще не вполне пришедшей в себя после тяжелых родов. — Скоро мы все вместе сможем играть трио».
На лице роженицы блуждала неясная улыбка. Внезапно выражение ее лица сменилось испуганной страдальческой гримасой, и слезы потекли по ее щекам. Абрамов пытался ее успокоить, но Ингеборг зашлась в истерическом крике. «Не надо, — разобрал он, — умоляю, не надо кормить его стеклом… он порежет себе рот и истечет кровью…»
В следующие за родами дни признаки помутнения рассудка у Ингеборг не проходили; она то часами безучастно молчала, никак не отзываясь на появление Абрамова или кормилицы с ребенком, то горячечно несла какую-то бессмыслицу, то, вскакивая с постели, порывалась куда-то бежать. Приглашенный из Тель-Авива врач успокаивал Абрама Александровича — да, увы, такое бывает… это состояние вызвано потрясением, сопровождающим роды… курс лечения… покой и доброжелательная атмосфера… это пройдет.
И это прошло. Со временем тревожные симптомы пропали, и Ингеборг вместе с молчаливой тенью себя, прошлой, вернулась к жизни и бесшумно передвигалась по дому, руководя хозяйством, давая распоряжения повару и служанкам и даже какое-то время кормя младенца грудью — в такие мгновенья на ее лице блуждала странная улыбка; прищурившись, она что-то разглядывала — что-то, видимое ей одной.
Впервые в жизни Абрам Александрович почувствовал испуг. Что-то подсказывало ему, что его счастье и его удача, до того столь преданно служившие ему, сейчас готовы от него отвернуться. Его пугало собственное бессилие. С тревогой следил он за женой из-под густых бровей, отмечая каждое ее движение, каждый жест, стараясь не пропустить малейших симптомов беды. Под его неотступным взором Ингеборг становилась словно меньше ростом, ее походка делалась все более осторожной, а голос был вовсе не слышен. Весь ее облик словно говорил: «Я не собираюсь ничего скрывать. Наоборот. И если я хожу медленно, то потому лишь, чтобы ты мог увидеть все, что хочешь…»
Со временем они без слов договорились предать забвению все, случившееся во время родов, и жизнь их постепенно вернулась в прежнее русло.
«Реквием по Наоману» – семейная сага. Охватывает жизнь многочисленного семейного клана с 90-х годов ХIХ в. до 70-х XX-го.Бениамин Таммуз построил свою сагу о семье Фройки-Эфраима подобно фолкнеровской истории семьи Компсон, пионеров, отважно осваивавших новые земли, но в течение поколений деградировавших до немого Бенджи (роман «Шум и ярость»). Шекспировские страсти нависали роком над еврейской семьей с Украины, совершившей, по сути, подвиг, покинув чреватую погромами, но все же хлебосольную Украину во имя возобновления жизни своих древних предков на обездоленной, тысячелетиями пустынной, хоть и Обетованной земле.
Книга «Естественная история воображаемого» впервые знакомит русскоязычного читателя с творчеством французского литератора и художника Пьера Бетанкура (1917–2006). Здесь собраны написанные им вдогон Плинию, Свифту, Мишо и другим разрозненные тексты, связанные своей тематикой — путешествия по иным, гротескно-фантастическим мирам с акцентом на тамошние нравы.
Роман «Безумие Дэниела О'Холигена» впервые знакомит русскоязычную аудиторию с творчеством австралийского писателя Питера Уэйра. Гротеск на грани абсурда увлекает читателя в особый, одновременно завораживающий и отталкивающий, мир.
Эта история с нотками доброго юмора и намеком на волшебство написана от лица десятиклассника. Коле шестнадцать и это его последние школьные каникулы. Пора взрослеть, стать серьезнее, найти работу на лето и научиться, наконец, отличать фантазии от реальной жизни. С последним пунктом сложнее всего. Лучший друг со своими вечными выдумками не дает заскучать. И главное: нужно понять, откуда взялась эта несносная Машенька с леденцами на липкой ладошке и сладким запахом духов.
Каждый аромат рассказывает историю. Порой мы слышим то, что хотел донести парфюмер, создавая свое творение. Бывает, аромат нашептывает тайные желания и мечты. А иногда отражение нашей души предстает перед нами, и мы по-настоящему начинаем понимать себя самих. Носите ароматы, слушайте их и ищите самый заветный, который дарит крылья и делает счастливым.
Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.
Знаменитый актер утрачивает ощущение собственного Я и начинает изображать себя самого на конкурсе двойников. Бразильский автор душеспасительных книг начинает сомневаться во всем, что он написал. Мелкий начальник заводит любовницу и начинает вести двойную жизнь, все больше и больше запутываясь в собственной лжи. Офисный работник мечтает попасть в книжку писателя Лео Рихтера. А Лео Рихтер сочиняет историю о своей возлюбленной. Эта книга – о двойниках, о тенях и отражениях, о зыбкости реальности, могуществе случая и переплетении всего сущего.
Новый роман живого классика израильской литературы, написанный на рубеже тысячелетий, приглашает в дальнее странствие, как во времени — в конец тысячелетия, 999 год, так и в пространстве — в отдаленную и дикую Европу, с трепетом ожидающую второго пришествия Избавителя. Преуспевающий еврейский купец из Танжера в обществе двух жен, компаньона-мусульманина и ученого раввина отправляется в океанское плавание к устью Сены, а далее — в Париж и долину Рейна. Его цель — примирение со своим племянником и компаньоном, чья новая жена, молодая вдова из Вормса, не согласна терпеть многоженства североафриканского родича.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Брачные узы» — типично «венский» роман, как бы случайно написанный на иврите, и описывающий граничащие с извращением отношения еврея-парвеню с австрийской аристократкой. При первой публикации в 1930 году он заслужил репутацию «скандального» и был забыт, но после второго, посмертного издания, «Брачные узы» вошли в золотой фонд ивритской и мировой литературы. Герой Фогеля — чужак в огромном городе, перекати-поле, невесть какими ветрами заброшенный на улицы Вены откуда-то с востока. Как ни хочет он быть здесь своим, город отказывается стать ему опорой.