Минная гавань - [58]

— Где положено, — Ледорубов начал раздражаться. — И с ним я говорил. Плотик ему удалось разглядеть едва не перед самым форштевнем. И тотчас же раздался взрыв. Хорошо еще, каким-то чудом осколки не задели этого матроса.

— Эх, Семен Ильич, Семен Ильич, — с тоской и болью произнес Неткачев, — светлая твоя душа…

— Если б хоть на полмили оказаться нам поближе к лайнеру, — Захар в бессильной ярости, словно негодуя на тральщик за его медлительность, саданул по плексигласовому ветробойному стеклу кулаком.

Сыграли аврал. Из люков и дверей начали выскакивать матросы швартовой команды. Корабль, минуя боновые заграждения, медленно вползал в гавань.

Ледорубов поднес к глазам бинокль и навел окуляры на то место, где неподалеку от забора выглядывал из воды большой валун. И сжалось Захарово сердце, заныло… Он увидел знакомую мальчишескую фигурку. Кирюшка подпрыгивал на валуне и махал руками…

О случившейся трагедии в штабе уже знали. На пирсе было, как на похоронах, людно и молчаливо. Моряки со снятыми бескозырками и фуражками пристально глядели на швартовавшийся корабль.

Всегда энергичный и решительный, комбриг выглядел на этот раз подавленным. Как только корабельный борт притерся к причальной стенке, Буторин грузно шагнул на палубу, не дожидаясь, пока подадут трап. Поздоровавшись за руку с Ледорубовым, он предложил для более обстоятельного разговора спуститься в кают-компанию.

Захар начал подробно рассказывать ему обо всем, что случилось в море. Он с трудом подбирал нужные слова, стараясь побороть подступавшие к горлу спазмы. Неотвязно угнетала мысль, что он виноват в гибели своего товарища. Возможно, следовало бы что-то заранее предвидеть, что-то сделать не так и даже сказать что-то иначе…

Выслушав Ледорубова, комбриг некоторое время сосредоточенно размышлял, втягивая в себя дым сигареты с таким выражением, точно это занятие причиняло ему невыносимые страдания. Шумно вздохнул, придавливая в пепельнице окурок. Потом сказал:

— Сегодня же составьте докладную записку. Но это не все. Трудно давать поручения такого рода, только… придется как-то сообщить об этом его жене. Вы, Захар Никитич, были Пугачеву близким другом, так что… — комбриг развел руками, — иной кандидатуры для столь нелегкой миссии не вижу.

— Делать нечего, — обреченно согласился Захар, совершенно не представляя, как он сообщит Ирине о гибели ее мужа.

Вслед за комбригом Захар вышел на палубу. Провожаемый долгим, сострадальческим взглядом Буторина, Ледорубов направился к проходной.

Кирюшка все еще находился на прежнем месте.

— Дядя Захар! — обрадованно крикнул мальчик, сползая на животе с камня. — А где папа?

— Там… — неопределенно ответил Захар. — А мама где?

— Дома.

— Пошли, — и протянул мальчику руку.

— А папа? — упрямился он. — Я хочу его подождать.

— Я все тебе объясню. Пожалуйста, идем, — говорил Захар, увлекая Кирюшку за собой, — будь умником.

Они пошли в город. Кирюшка поминутно оборачивался: не нагоняет ли их отец?..

— А знаете, мы сегодня уезжаем, — говорил мальчик. — Вы придете нас провожать?

Захар что-то невнятно отвечал ему, а сам все время думал о том, что и как должен сказать Ирине… Это был самый трудный, нестерпимо мучительный в его жизни путь, который приходилось когда-либо преодолевать.

От Ирины Захар вышел будто в бреду, болела голова, во рту пересохло, Он оставался с ней до тех пор, пока у нее не прошел обморок. К тому времени пришла жена замполита Галина Неткачева, а следом за ней появилась и жена комбрига, Светлана Яковлевна, — особа строгая и распорядительная, посчитавшая дальнейшее присутствие в квартире Захара Ледорубова неуместным.

Ледорубов как потерянный брел по улице, не отвечая на приветствия встречных моряков. Перед глазами все еще стояло подурневшее от невыплаканных слез, будто лишенное признаков жизни, лицо Ирины… и Кирюшкины глаза, испуганные и доверчивые. Мальчик, видимо, никак не мог еще осознать, что произошло. Ему не верилось, что отец больше никогда не придет: ведь билеты куплены и вещи собраны давно, чтобы сегодня вечером ехать всем вместе в большой и красивый город, о котором отец так много ему рассказывал…

Придя домой, Захар бросился на койку и долго лежал без движения. В голове вращался какой-то безалаберный, дикий калейдоскоп мыслей. Снова и снова перебирал он в памяти вариант за вариантом. Была ли возможность избежать трагического происшествия? Что это — нелепая случайность, роковое невезение?..

Что он, Захар, мог этому противопоставить?..

11

Время шло, медленно зарубцовывалась рана в душе у Ледорубова. В командирской каюте, куда он теперь перебрался, все напоминало о погибшем товарище. Он опускался в кресло и думал о том, что совсем недавно в нем сидел Семен. Брал с полки потрепанную подшивку инструкций — и казалось, что каждая ее страничка хранит еще тепло рук прежнего хозяина этой каюты. Теперь он жил не только своей, но и как бы Семеновой жизнью, продолжая начатое, завершая недоделанное.

Как-то вечером к Ледорубову заглянул механик Зубцов — наглаженный, благоухающий одеколоном и беззаботно улыбающийся.

— Что такой грустный, Захар Никитич? — спросил он.