Минная гавань - [122]

— Что проверять, — пробубнил он, — осталось по одному баллончику на брата, в запасных давление — ноль. Все одно что у кота измерять давление в мочевом пузыре…

Старшина глянул на привинченный хронометр.

— Прошло пять часов, — размышлял он вслух. — Очевидно, командир имел в виду тринадцать…

— Несчастливая цифра, — сказал Протопопов.

— Как сказать… — Виктор поглядел на молчавший телефон долгим, словно гипнотизирующим взглядом. — Если мы не слишком уклонились от прежнего курса, то тринадцать часов для нас — орешки.

— Вода… — еле выговорил Стофка, показывая рукой на то место, где был раньше отмечен ее уровень.

— Ты что? — насторожившись, Виктор придвинулся к Протопопову.

— Поднялась… на несколько сантиметров.

Виктор почувствовал озноб, словно его окунули с головы до пят в ледяную прорубь.

— Подумаешь, — заставил он себя сказать вполне равнодушно, будто не видит никакой опасности. — Вот если бы уровень рислинга в бутылке повысился — это да-а.

Стофка уставился на него с таким изумленным видом, с каким глядят на серьезного человека, вдруг отмочившего идиотскую шутку.

— Закон физики, — охотно резюмировал Канаков.

Стефан стрельнул взглядом в сторону Мишки, — мол, ты еще лезешь…

— Так, ребята, — деловым тоном распорядился Полувалов, — ключ в руку — и проверить каждый сальник. Ясно?

Стефан успокоился. Ему стало даже неловко за себя. Отрегулировав разводной ключ, он принялся подтягивать гайки на фланцах и трубопроводах.

Михаил почувствовал, как тяжело стало дышать. Сердце будто обрывалось, кровь била в виски упругими толчками. Гаечный ключ все чаще срывался, и рука больно ударялась о мокрый металл. Ноги становились мягкими, коленки предательски подгибались.

«Так нельзя, держись… — приказывал он себе, работая ключом все настойчивей и слабее, — подожми последнюю гайку, тогда передохнешь». Укрепившись ногами на нижних койках, Михаил тянулся к подволоку, плохо соображая, что с ним происходит. Он протягивал ключ к обыкновенной шестигранной гайке, а вместо нее мерещилось яблоко… то самое, которое росло в бабушкином саду. Нестерпимо хотелось это яблоко сорвать, впиться зубами в мякоть, наслаждаясь ее сладковато-кислым ароматом и сочной свежестью.

Все это с ним происходило когда-то давно, так давно, что и думать про тот случай забыл, только вдруг оказалось нечто невероятное: сколько бы ни прошло лет, он все еще тянулся, надеясь достать яблоко… «Ах, Мишутка, ты мой маленька-ай, — слышит он приятно воркующие причитания бабушки, — дай-ка тебя подыму-у…»

И вот заветное яблоко все ближе, ближе… Михаил почти ощущает во рту его запах и вкус… Бабушкин сад нисколько не изменился с тех пор, как он видел его в последний раз. Все так же кудахчут у покривившегося крыльца куры. Возможно, как тогда, пахнет пряным духом подсыхающего сена. Михаил точно помнит, что сейчас надо съесть яблоко до половины, запустить оставшимся куском в злого соседского кота и выпить парного молока из той самой старой махотки, которая стоит дома на подоконнике. «Вот только сорву…» — думает он и без страха, но с удивлением чувствует, как все больше слабеют держащие его бабушкины руки…

Стофка с Виктором успели подхватить товарища и, не давая ему упасть в воду, положили на койку. Стофка достал водолазный аппарат и сунул Михаилу загубник.

— Слабак, — не утерпел он, чтобы не высказать своего мнения. — Тебе надо не кислород в зубы, а нашатырку под нос.

Но его слова ничего не значили в сравнении с тем, что он испытывал на самом деле. Протопопов осторожно поддерживал Мишкин затылок ладонью, в его насмешливых глазах на этот раз было куда больше сострадания, чем насмешки.

Михаил очнулся, попытался встать с койки, но Стефан удержал его.

— Лежи, дачник, без тебя обойдемся.

Протопопов уселся на Мишкину койку, бесцеремонно потеснив товарища.

— Так, Мишель, — сказал Стофка. — Решено. В отпуск к тебе едем. — И повернулся к Полувалову, взглядом ожидая поддержки.

— Идет, — согласился Виктор, скупо улыбаясь.

— В самом деле, — тяжело дыша, продолжал разглагольствовать Стефан. — Приезжаем рано утречком. С вокзала непременно пойдем пешком. На улицах еще тихо, птички чирикают, поливалка разъезжает и шипит… брызгает во все стороны, так что радугу сквозь пелену воды видно. А мы идем: ты — старший матрос, Витька, так и быть — главстаршина, я — не меньше чем старшина второй статьи.

Виктор только сокрушенно покачал головой.

— Всю организацию… беру на себя, — подхватил Мишка, выдавливая из себя слова, — днем осмотр достопримечательностей… а вечером — непременно театр или визиты к моей многочисленной родне.

— И походы в Мраморный дворец, на танцы, — вставил Стофка. — Кстати, у тебя нет сестры или хорошенькой кузины?

— Нет.

— Жаль. А то я, знаешь ли, без женского общества чувствую себя неудобно.

— Ничего… я тебя… познакомлю с соседкой.

— Она как, в порядке? — Стефан сделал вид, что крайне заинтересован.

— Что надо… бывшая балерина…

— Ты скажи! Афродита?

— Еще бы… Уж лет пять, как на пенсии.

Они все трое заставили себя засмеяться.

— Эх, ребята, — продолжал Стофка, — вот вернемся в базу — я за учебники возьмусь. Есть у меня цель: даешь одесскую мореходку — и никаких гвоздей!