Минин и Пожарский - [9]
– Кто тут князя Пожарского спрашивал? – закричал Аноха.
– Я, Романка, – сказал мужик.
– К князю идем! – закричал бронник. – Он на Сретенке, будет князь у нас воеводой.
Среда
Москва еще имела ратоборца.
Карамзин.
Во дворе Пожарского на Сретенке, около кладбища, сушили белье и проветривали платье, потому что дело было к празднику.
Сушили сорочки полотняные и шелковые, мужские порты. Проветривали суконные кафтаны, телогреи, зипуны, армяки и совсем ветхие парадные дедовские одежды. Названий много, а платья настоящего мало. Все ношено, помято, и мех дорогой повытерся. Но когда все повесили на дворе, то пройти было уже негде.
На этот двор с крыльца смотрел Дмитрий Михайлович.
Вышел он на крыльцо, услышав набат.
И сразу прибежали люди, и порвали веревки, и потоптали платье, как ни кричал на них Семен Хвалов.
Кричали люди, что немцы и поляки Москву жгут.
Семен притих, начал собирать платье и велел запрягать коней.
Жена тихо уговаривала князя не губить голову, не сражаться одному против войска.
– Посадские люди без оружия, их за воинов счесть нельзя.
Дым в Москве уже подымался на цыпочках и через дома заглядывал на двор Пожарского, на двор, мощенный пестрой одеждой, наполненный бедно одетым кричащим народом.
Дмитрий Михайлович победы не ждал.
Велел он знакомому мужику, Роману беглому, который тут же вертелся и просил саблю, бежать к Пушечному двору, звать пушечных мастеров с пушками.
Пушки на дворе были, но без колес.
Выкатили из погребов бочки и ушаты с капустой и огурцами, выбросили капусту и набили бочки землею с могил соседнего кладбища.
В доме оружие было старое, таким нынче не бьются.
Устанавливали бочки с землей, корзины, рвали рубахи, закладывали в длинные рукава камни и кирпичи.
Со стороны Китай-города слышна была музыка.
Под бальную мелодию флейт шли иноземцы.
Знакомыми улицами шли они журавлиным шагом, стараясь не сбиться с ноги.
Шли мушкетеры, копейщики.
В первых рядах шли два пастора – Бер и Буссов. Они подтянули под панцирь свои рясы.
– Настал день судный, – сказал Бер. – Погибнет город этот, кроме крепости, занятой верными, которые уцелеют, как ковчег Ноя. Вы слышите, как воют на Никитской улице? Там палит город полковник Яков Маржерет.
Когда немцы вошли в устье Сретенки, Сретенка молчала. Потом из всех ворот побежали люди с палками, поленьями.
Строй мушкетеров был разбит. Они побежали.
На двор Пожарского тем временем по снегу притащили пушки.
Прочистили им дула, приладили пушки к крестам.
За Лубянской площадью воины опять построились и дали залп из мушкетов. Навстречу им раздался пушечный выстрел.
Князь Пожарский уже свил себе на кладбище боевое гнездо.
Дым стоял над городом столбами, соединявшимися в небе.
На Кремле трубили в трубы, скакали по городу крылатые драгуны.
Похоже было, что пришел день судный, страшный суд, каким его рисуют на иконах.
Москвичи тушили пожар, сдавливали врагов, и уже казалось, что они одолеют иноземцев.
В это время через Кутафью башню боковым проходом вышел из Кремля Григорий Орлов с боярином Михаилом Салтыковым. Через зады дворов князя Репнина и Никиты Романовича Романова пробрались они на салтыковский двор. Дом деревянный, на каменной подклети.
Забрался Салтыков в свою горницу и вздохнул. Дом добрый, рублен крепко, внутри тесом обшит. Рухляди сколько!
Вышел во двор: теснота, холопов нет – небось на улице бьются.
Хороший дом, а тут сжечь велели, и Гришку приставили, чтобы смотрел.
– Ты, Михайло Иванович, как Самсон, – говорил Орлов. – Помнишь, сдвинул Самсон каменные столпы и сказал: «Да погибнет душа моя вместе с филистимлянами».
– Дом-то у Самсона не свой был, – мрачно сказал боярин.
– Зато Самсону Вагу не дарили, а тут целое государство отписали. Вот, боярин, сено, вот бочки. Поджигай, кормилец. Ну и время! Лови да бери!
На Никитской дрались, давили врагов, били дрекольем и камнями, и вдруг над домом Салтыкова встал огненный столб.
– Пожар! – закричали в Москве.
Дул ветер, гнал огонь в тыл защищающимся горожанам, гнал на Тверскую, на Неглинную. Перекинуло пламя на Пушечный двор.
Горела вся Москва, и везде кричали дети, плакали женщины.
Москва еще держалась, строила укрепления. Наступало утро.
Кричали в Москве:
– На Сретенку! На Сретенку! Там воевода.
К Пожарскому на Сретенку собрались мясники, бронники и другие московские люди. Отряды не давали жечь Белый город, били врагов и раз втоптали их в Китай-город; дошли до Красной площади.
На Сретенке уже были разделены люди по сотням, собирали оружие.
Там, далеко, в Кремле, пробили часы.
Скоро должен прийти Ляпунов.
Дмитрий Михайлович рассчитывал на помощь.
Тут раздался взрыв в шести местах Белого города; в башнях приготовлены были запасы серы, смолы и пороха. Башни устояли, но начался пожар в тылу у сретенского отряда.
Два раза был ранен Пожарский.
Еще час, еще два продержаться!
Прибежал кузнец, сказал, что идут немцы.
Дмитрий Михайлович велел стрелять из пушек картечью.
Выпалили два раза, прибежали сказать:
– Нет пороха.
Тогда Пожарский повел людей в атаку, был ранен еще раз, поднялся, упал.
Изранены были мужики оброчные – и Аноша, и Тимоша, и Павлик, и Матюша.
Решили они, что нужно зажечь хлебные склады на Неглинной и спасать князя.
«Жили-были» — книга, которую известный писатель В. Шкловский писал всю свою долгую литературную жизнь. Но это не просто и не только воспоминания. Кроме памяти мемуариста в книге присутствует живой ум современника, умеющего слушать поступь времени и схватывать его перемены. В книге есть вещи, написанные в двадцатые годы («ZOO или Письма не о любви»), перед войной (воспоминания о Маяковском), в самое последнее время («Жили-были» и другие мемуарные записи, которые печатались в шестидесятые годы в журнале «Знамя»). В. Шкловский рассказывает о людях, с которыми встречался, о среде, в которой был, — чаще всего это люди и среда искусства.
Виктор Борисович Шкловский (1893–1984) — писатель, литературовед, критик, киносценарист, «предводитель формалистов» и «главный наладчик ОПОЯЗа», «enfant terrible русского формализма», яркий персонаж литературной жизни двадцатых — тридцатых годов. Жизнь Шкловского была длинная, разнообразная и насыщенная. Такой получилась и эта книга. «Воскрешение слова» и «Искусство как прием», ставшие манифестом ОПОЯЗа; отрывки из биографической прозы «Третья фабрика» и «Жили-были»; фрагменты учебника литературного творчества для пролетариата «Техника писательского ремесла»; «Гамбургский счет» и мемуары «О Маяковском»; письма любимому внуку и многое другое САМОЕ ШКЛОВСКОЕ с точки зрения составителя книги Александры Берлиной.
« Из радиоприемника раздался спокойный голос: -Профессор, я проверил ваш парашют. Старайтесь, управляя кривизной парашюта, спуститься ближе к дороге. Вы в этом тренировались? - Мало. Берегите приборы. Я помогу открыть люк. ».
Книга эта – первое наиболее полное собрание статей (1910 – 1930-х годов) В. Б. Шкловского (1893 – 1984), когда он очень активно занимался литературной критикой. В нее вошли работы из ни разу не переиздававшихся книг «Ход коня», «Удачи и поражения Максима Горького», «Пять человек знакомых», «Гамбургский счет», «Поиски оптимизма» и др., ряд неопубликованных статей. Работы эти дают широкую панораму литературной жизни тех лет, охватывают творчество М. Горького, А. Толстого, А. Белого. И Бабеля. Б. Пильняка, Вс. Иванова, M.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
« У Циолковского в Калуге я тогда спросил: -Как вы думаете, когда полетит человек?Константин Эдуардович помолчал и, как человек, который не хочет обидеть собеседника, ответил: - Ни вы не полетите, ни я не полечу.Потом помолчал и назначил срок, добавил уже определенно: - Вот комсомол полетит.Он говорил о тогдашнем поколении комсомольцев.Если Циолковский ошибся, то лет на десять.Поэты и ученые - оптимисты: они знают сроки, но они торопят время. ».
XVII век. В Праге умер кайзер Рудольф. Разгорается борьба за трон, заговорщики готовы на все, но их интересует не только власть над страной. Библия дьявола, спрятанная в сокровищнице Рудольфа, – вот истинная цель.На страницах этой книги скрыта вся мудрость Бога и хитрость сатаны. Таинственные монахи-хранители должны защитить манускрипт, но…В борьбу за книгу вмешивается прекрасная и дьявольски опасная женщина.Где же спрятан древний документ? Какие секреты защищают от людей хранители загадочного Кодекса – библии дьявола?
Совсем недавно русский читатель познакомился с историческим романом Клыча Кулиева «Суровые дни», в котором автор обращается к нелёгкому прошлому своей родины, раскрывает волнующие страницы жизни великого туркменского поэта Махтумкули. И вот теперь — встреча с героями новой книги Клыча Кулиева: на этот раз с героями романа «Непокорный алжирец».В этом своём произведении Клыч Кулиев — дипломат в прошлом — пишет о событиях, очевидцем которых был он сам, рассказывает о героической борьбе алжирского народа против иноземных колонизаторов и о сложной судьбе одного из сыновей этого народа — талантливого и честного доктора Решида.
Felis — международный литературный независимый альманах, совместно выпускаемый издательством "Э.РА" и творческим объединением "Хранитель Идей".Второй номер альманаха “Фелис” представили: Николай Орлов (Россия); Александр Шапиро (США); О.Т. Себятина (Россия); Любовь Знаковская (Израиль); Алексей Жемчужников, Татьяна Стрекалова, Ребекка Лильеберг, Татьяна Берцева и Геннадий Лагутин (Россия); Абрам Клугерман и Рене Маори (Израиль); Алена Грач (Россия).ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ! Этот номер не предназначен для ветеранов – они все это уже пережили.
Роман современного писателя Олега Бенюха охватывает более, чем пятидесятилетний период советской истории. Написанный увлекательно и динамично, роман изобилует большим количеством действующих лиц и сюжетных линий, но удачное композиционное построение позволяет читателю успешно ориентироваться в описываемых событиях.Одним из главных героев романа является Н. С. Хрущёв (1894-1971): пастушок, слесарь одного из донбасских заводов, комиссар батальона, секретарь парткома Промышленной академии, секретарь МГК ВКП(б), член Военного совета, председатель Совмина Украины и, наконец, Первый секретарь ЦК КПСС.
Первая книга романа о Кретьене де Труа. Мне хотелось, чтобы все три книги могли читаться и отдельно; может, это и не получилось; однако эта часть — про Кретьена-рыцаря.
Роман. Пер. с узб. В. Осипова. - М.: Сов.писатель, 1985.Камиль Яшен - выдающийся узбекский прозаик, драматург, лауреат Государственной премии, Герой Социалистического Труда - создал широкое полотно предреволюционных, революционных и первых лет после установления Советской власти в Узбекистане. Главный герой произведения - поэт, драматург и пламенный революционер Хамза Хаким-заде Ниязи, сердце, ум, талант которого были настежь распахнуты перед всеми страстями и бурями своего времени. Прослеженный от юности до зрелых лет, жизненный путь героя дан на фоне главных событий эпохи.