Миниатюры - [27]

Натурально, фентези

Эйван с подозрением осматривал стоящего перед ним непонятно кого.

Зеленоватая кожа, низкий рост, худой, аж все ребра наружу, длинные, до колен, руки, клыки, торчащие из рта…

— Ты кто такой вообще будешь-то?

— Эльфы мы, — солидно объяснил зеленокожий, стеснительно прикрывая клыки ладошкой.

— Да как же — эльфы! А рост? А кожа? А зубы? А красота где эльфийская?

— Болели мы сильно. А так-то — эльфы. Натуральные.

Скорей бы весна!

Женщина думает:

— Скоро весна. Хочу новое платьице. Светлое, короткое, разлетайку такую. И влюбиться. Скорей бы весна!

Мужчина думает:

— Скоро весна. Надо проверить спиннинг. Заменить колеса. Масло поменять. Скорей бы весна!

Гостиница

Седьмой этаж… Почему седьмой? Ведь есть же второй. Ну, третий, на крайний случай. Даже четвертый — если выпрыгнуть в коридоре, в торце, в окно и там сразу на крышу пристройки-кафе. А потом вниз и переулком в сторону. А с седьмого — ну, никак, кроме как по лестнице или лифтом. Он распахнул окно и высунулся, держась за трубу отопления, торчащую в углу. Нет, гладкая стена. Ни ухватиться ни за что, ни влезть никуда. Простыни? Он откинул покрывало и примерился, как рассечь простыню и пододеяльник с вложенным одеялом на полосы шириной в ногу, чтобы не порвались. Связать вот так, скрутить жгутом, чтобы наверняка…

Нет, все равно не получается. Слишком высоко. В дверь коротко и уверенно постучали. Ну, вот… Начинается. Он просканировал этаж. Так. Один стоит на выходе из коридора. Прямо у лифтов. Еще трое группируются возле двери. Причем, правильно группируются, умело. Он прикинул разлет, угол охвата — нет, никак не получалось уверенно зацепить всех троих сразу. То есть, кто-то наверняка сможет ответить. И еще этот, что в коридоре, у лифтов. И седьмой этаж! Он рванул чемодан, кинул его на кровать, распахнул одним движением и стал лихорадочно собирать бластер, выуживая детали из комков мятой одежды, присоединяя их друг к другу с мягким щелчком… Снова стук. Они не отстанут. Они уже здесь. Пряча оружие за спиной, инопланетянин Иванов (такое ему дали условное псевдо для врастания в местную цивилизацию), щелкнул замком и хмуро спросил в открывшуюся щель:

— Ну? Стоящая первой из той троицы, что таилась за дверью и простенками, худощавая женщина в черном, лет тридцати пяти с небольшим гаком, наклонилась чуть вперед и мягко, душевно спросила:

— С девушкой не желаете развлечься?

— Достала! — заорал во всю мощь легких инопланетянский шпион под псевдо «Иванов». — Убью, зараза!

— Ну, не хотите, как хотите, — сказала она недовольно. — Пошли девочки! Еще в семьсот тридцать первую новенький заехал!

Вот такой

Да, я такой и сякой и вообще плохой. Но я не потому такой весь из себя плохой, что я именно плохой, а потому просто, что вы такие хорошие.

На приеме у психоаналитика

— …Доктор, как же все это понимать? Я плохой сын: мало интересуюсь жизнью родителей. Я плохой отец: не дергаюсь по поводу своих детей. Я плохой муж… Вернее, уже не муж: развелись. Я плохой любовник: ни одна женщина не остается со мной больше года. Я плохой патриот: я не люблю слишком многое в своей стране. Я плохой гражданин: я нарушаю законы и не плачу налоги. И при этом все мне говорят, какой я хороший, какой я славный…

— Ах-х-х, какой же вы славный, какой хороший!

Аномалия

— Деда, а расскажи чего-нибудь…

— Да что же я тебе расскажу? Ты теперь, поди, больше меня знаешь.

— Ага, знаю. Сеть все расскажет и покажет. Сегодня, говорят аномальное похолодание. Самый холодный день за последние годы — восемьдесят градусов!

— Ого! Стоит записать в твою тетрадь, правда?

— Я уже записал. А восемьдесят — это как?

— Ну, как… Восемьдесят — это пузыри по коже и мутная жидкость. Щиплет, но протыкать пузыри нельзя. Надо помазать заживляющей мазью вокруг, а когда подсохнет немного, аккуратно срезать…

— Да это я знаю! Это учили. А у вас было восемьдесят, деда?

— Нет, восемьдесят у нас не было. У нас рекордом было сорок.

— А сорок — это как?

— Сорок, это когда идешь только в тени, а на солнечную сторону не выходишь, потому что…

— Помереть можно, ага.

— Ну, помереть — не помереть, конечно. Но некоторые умирали. Если сердце слабое.

— Так еще бы! У нас вон восемьдесят — уже говорят, что аномально холодно! А если сорок — это ж просто смертельно, наверное! А что ты еще помнишь?

— Ну, что… Вот трава зеленая была, а потом она желтела и стояла такая желтая.

— А как вы траву видели ночью? Разве зеленый цвет ночью не черный?

— Э-э-э… Зеленый ночью черный — это несомненно. Но днем, на свету, он зеленый.

— Как это — днем? Вы что, жалюзи открывали днем?

— У нас жалюзей тогда не было…

— Вот нам правильно говорят, что жили раньше плохо. Как без жалюзей? Без них нельзя! Без них помереть же можно! А еще замкнутое кондиционирование! Деда! У вас было замкнутое кондиционирование и фильтрование?

— Кондиционеры были, помню. Только они воздух засасывали с улицы, даже дырки специально добили в стенах, чтобы шланг такой пропустить.

— Тю! Так и кондиционирования правильного не было. Кто же будет тянуть с улицы? На улицу можно только выкидывать! Или ты просто смеешься надо мной?

— Нет-нет! Я рассказываю, как помню. Вот утром я завтракал, когда на работу еще ходил. Потом одевался и выходил на улицу. И шел на остановку, чтобы доехать до работы.