Мимо кассы - [30]

— Простите, ради бога. Дела, будь они неладны, — с улыбкой, делавшей честь американскому президенту, произнес он. — Иногда хочется обо всем надолго забыть. Да вот не выходит…

Он налил себе рюмку коньяку и одним глотком осушил ее.

— А я вот вижу у вас здесь, кроме картин, еще много всего интересного, — подметила Лариса.

— Да, вы же понимаете, что предметом искусства может быть и какая-нибудь вещь повседневного обихода, — Устьянцев сделал широкий жест рукой. — Ну, к примеру, подсвечник, люстра, стол… Все это тоже может представлять собой большую художественную ценность. Вот это, к примеру, столовое серебро, это — литая бронза, а это — венецианский хрусталь. Не какое-нибудь вам фосфатное стекло.

Лариса поворачивала голову, следуя взглядом за указующей дланью рассказчика.

— А не могли бы вы мне помочь советом еще в одном деле? — неожиданно прервала его Лариса.

— Я вас внимательно слушаю, и если смогу… — склонил голову Устьянцев.

Лариса выдержала паузу:

— Понимаете, после смерти дяди мне досталась коллекция старинных монет, по его словам, достаточно ценная и интересная. Я бы хотела их продать. Нет ли среди ваших знакомых тех, кто помог бы мне оценить ее или, возможно, сам бы заинтересовался как покупатель?

Устьянцев на минуту напрягся, по его лицу пробежала тень, но он быстро взял себя в руки. К нему вернулись привычные благожелательность и вежливое участие.

— Я вам охотно помогу, — сказал он с расстановкой.

Тем не менее Лариса уловила в его настроении некую настороженность и подозрительность. И, видимо, для того, чтобы избавиться от обуревавших его сомнений, он энергичным движением подхватил бутылку с коньяком, чуть наполнил рюмку и влил в себя ее содержимое. Затем достал из кармана записную книжку и принялся ее листать:

— Вот, к примеру, Бурштейн Зиновий Борисович, — сказал он. — Кудрявцев Дмитрий Леонидович. Зюзин Петр Петрович тоже.

Он взял листок бумаги и аккуратно переписал данные только что названных им людей.

— Вот, возьмите. Тут адреса и телефоны. Можете представиться от меня.

Лариса поблагодарила и тут же перевела разговор на другую тему:

— Так как же насчет картины, моего подарка?

— Да, пожалуй, пора перейти к тому, ради чего вы здесь оказались, — согласился Устьянцев. — Сейчас я вам кое-что покажу. Прошу вас.

И он пригласил Ларису пройти дальше. Конечным пунктом их путешествия по квартире оказалась спальня с просторной двуспальной кроватью, которая и указывала на предназначение сего помещения. Все стены этой комнаты тоже были увешаны картинами. Но все они без исключения представляли собой изображения обнаженных тел, по большей части женских. Мужчины фигурировали только в групповых композициях, в роли партнеров особ слабого пола.

Каких женщин здесь только не было: и блондинки, и брюнетки, и пышнотелые, и стройные, и с чрезмерно выпуклыми формами, и, наоборот, с детски неразвитыми. Лариса почувствовала себя несколько неуютно. Тематика будуарной коллекции вызвала у нее неловкость и смущение. А хозяин дома заговорил как ни в чем не бывало:

— Понимаете, Лариса, главная задача искусства — увидеть в человеке прекрасное. А что может быть прекраснее обнаженного женского тела в его первозданности, как сотворила его природа?

Лариса подумала, что Устьянцев будет сейчас ей говорить о критериях подбора представленных здесь произведений. А он между тем продолжал, взяв гостью за руку:

— Природа многолика и никогда не повторяется дважды. Ну может, в близнецах. Лицо, плечи, руки. Форма груди, бедер — во всем этом есть неповторимая индивидуальность. Вы только посмотрите. Каждая из них по-своему прекрасна. Какое бесконечное число вариантов сочетания похожих черт! Красота бесконечна в своем многообразии.

Говоря так, Устьянцев все плотнее прижимал ладонь к ее руке. Более того, он пошел дальше и обнял ее за плечи. Лариса, почуяв неладное, слегка повела плечами, чтобы высвободиться, но попытка не имела успеха. Ей даже показалось, что его рука еще крепче сжала ее плечи. При этом он, не останавливаясь, все говорил и говорил:

— Я не перестаю удивляться, насколько каждая женщина не похожа на всех остальных. Вот и в вас есть что-то такое, что присуще только вам одной.

Он бесцеремонно развернул ее к себе лицом. Лариса оцепенела.

Перед ней стоял совершенно другой человек. Безжизненный взгляд остекленевших глаз, вспотевший лоб, приоткрытый рот, верхняя губа, оттопыренная к носу самым неестественным образом. Прямо-таки оборотень какой-то… Не лицо, а минное поле страстей и пороков человеческих. Портрет Дориана Грея.

— Вы можете дать фору сотням, тысячам других женщин! — горячо воскликнул Сергей Александрович. — Но для того чтобы я смог до конца понять и оценить вашу красоту, вы должны сбросить с себя всю надоевшую мишуру этой бренной эпохи. Вы ведь хотите услышать мнение о себе настоящего знатока прекрасного?

И Устьянцев, не дожидаясь ответа Ларисы, стал снимать с нее пиджак, невзирая на то, что гостья явно не хотела демонстрировать свои природные достоинства, скрытые одеждой. Однако Устьянцев оказался настолько проворным, что Лариса и глазом не успела моргнуть, как пиджак был снят с нее. И Сергей Александрович тут же переключился на блузку. А отчаянные действия или, точнее сказать, противодействие Ларисы успехов не возымело.