Мимино - [3]
— С какой скоростью ехали? — спросил инспектор.
— А! Васо, дорогой, слушай новый анекдот: грузин, армянин и азербайджанец поспорили...
— Знаю, — сказал инспектор. — Права.
Валико нехотя протянул документы. Инспектор раскрыл права. С фотографии на него смотрел Гиви Иванович.
С неба лило. На подоконнике, в помещении районного аэропорта в Телави, прятался мокрый нахохлившийся петух. Шесть самолетов и два вертолета стояли на поле, припав на хвосты. Их поливал мелкий дождь. Пассажиры жались под навесом.
В кабинете начальника аэропорта было шумно.
— Товарищ Гоглидзе! Восемьсот штук голландских! Будьте человеком! — умолял экспедитор Цинцадзе.
— Слушайте, я же вам сказал — на сегодня все пилоты свои часы отлетали. — Гиви Иванович посмотрел в окно и увидел в кузове подъехавшего грузовика Валико.
— Это демагогия, товарищ Гоглидзе! Пассажир может неделю ждать! Ничего с ним не случится! — закричал экспедитор. — А голландские куры каждую секунду могут испортиться!
— Секундочку!
Гиви Иванович выбежал из кабинета, пересёк зал, где на скамейках и чемоданах сидели и лежали пассажиры, и остановился в дверях.
От грузовика с мешком на плече шёл Валико. За ним семенил Зарбазан. Завидев начальника, Валико остановился, виновато вздохнул. Зарбазан, поджав хвост, шмыгнул на крыльцо.
Валико поставил мешок на землю. Надел галстук. Снова взвалил мешок на плечи и, преданно глядя на начальника, сказал:
— Гиви Иванович, этот ГАИ совсем вас не уважает. И права у тебя отобрал! И машину!..
На краю лётного поля, в стороне от лайнера, стоял вертолет Г-13. Под ним, в тени, дремал Зарбазан. Два грузчика таскали к вертолёту ящики с курами.
— Осторожно, — командовал экспедитор Цинцадзе.
— Не хрусталь, не разобьются...
— Давай быстрей, — поторапливал Валико. — У меня сегодня ещё рейс. Стемнеет.
В деревне Таркло, в низком, длинном, сложенном из нетёсаного камня здании, колхозники изготовляли овечий сыр. Работали, в основном, женщины и старики.
У входа в дом, за деревянным мокрым столом сидел десятилетний Варлаам — племянник Валико. К нему на стол укладывали уже готовые, но еще не затвердевшие головки сыра, и Варлаам, извлекая из ящика синие пластмассовые латинские буквы, вдавливал их в белую массу. Получалась надпись: «ЧИИЗ ГУДА».
Прадед Варлаама, старый Гоча Мизандари сидел во дворе на большом плоском камне и камнем поменьше разбивал каменную соль.
Послышался стрекот вертолета. Варлаам вскочил на ноги. Выглянул в дверь.
— Гоча! Валико прилетел! — крикнул он.
Гоча приложил к глазам ладонь, посмотрел в небо.
Валико Мизандари — артист Вахтанг Кикабидзе
Валико сверху видел, как по жёлтой траве навстречу ему бегут дети в разноцветных рубашонках.
Вертолёт сел на лужайке неподалёку от родника, возле которого дремал осёл. Тут же подбежал Варлаам, быстро подвёл цепь под корень огромного пня, обвёл её вокруг шасси и замкнул на большой амбарный замок.
Остальные дети остановились метрах в двадцати от машины. Из салона вертолёта вышла молодая пара. Они вытащили новую детскую коляску и покатили её по каменистой тропинке в сторону домов, лепящихся друг к другу на склоне горы.
Валико выбросил из кабины мешок с мукой и два яуфа[1]. Выпрыгнул сам и закрыл дверь на маленький ключик.
— Как поживаешь? — спросил он.
— Ничего... Тут что? — Варлаам показал на яуфы.
— «Разбитый кувшин». — Валико взвалил мешок на плечо и пошел.
— «Разбитый кувшин»! — крикнул Варлаам сверстникам. Подхватил яуфы, зашагал за дядей. Спросил: — Про войну?
— Про любовь. Варлаам вздохнул.
— Зарбазан не появлялся? — спросил Валико. — Я его потерял где-то.
— Прибежит, никуда не денется,— сказал Варлаам.— Вах, как быстро переоделась! Навстречу им по каменистой тропинке спускалась, ведя за уздечку лошадь, Лали — девушка лет двадцати. Она была причёсана, принаряжена. На ногах сапоги, отливавшие перламутром.
— Здравствуй, Лали, — приветливо поздоровался Валико. — Я позвонил.
Спасибо большое, — не глядя на Валико, проговорила Лали и быстро пошла к роднику.
Под пальмой стоял стол с золотыми ножками. На нём — рулетка. К рулетке подошёл молодой человек прекрасной наружности, достал из портфеля толстую пачку денег и положил перед крупье — толстым человеком в голубом фраке и красной феске.
— Салям алейкум,— сказал он.
— Ты Али, сын бедняка Рустама, который влюбился в Сорею, дочь богача Максуда, и бросил родной дом и невесту? — спросил крупье.
— Да, я тот Али, который умирал от жажды в Африканской пустыне, который перенёс лихорадку в джунглях Бразилии. Я тот Али, который заживо гнил в соляных копях Борнео. Здесь всё, что я заработал. Я ставлю на число тринадцать и отдаю себя в руки всевышнего!
Подошла мулатка с подносом. Раздалась тихая сладкая мелодия, и девушка исполнила танец живота.
Молодой человек простер руки к небу. Шарик остановился перед цифрой 13.
Под открытым небом была натянута простыня. Шло кино. На лавочках сидели дети, старики и старухи, собаки и куры. Показывал и переводил с русского на грузинский Валико. Переводил страстно. Почти пел. Лали стояла в стороне, возле дерева. Смотрела то на Валико, то на экран.
В изумрудном зале дворца стояли аристократы. Молодой человек подошел к старику в жёлтых шальварах и поставил перед ним четыре чемодана.
