Мимикрия жизни - [39]

Вальев Антон пришел в назначенное время, как мы с ним договаривались по телефону. Он был так же, как и на первом допросе, тих и спокоен. Однако, опережая все мои вопросы, сказал, что хочет оформить явку с повинной (как я и предполагала), и рассказал следующее:

– Мы с Катей познакомились давно, когда она еще школьницей была. Ходила в десятый класс. Мы встречались, планировали пожениться… Но, когда из зоны вернулся Валера, все пошло кувырком. Я знал, что она ему всегда нравилась, что он и на кражу то пошел из-за нее. Те побрякушки, что он в магазине украл, он ей, Кате, хотел подарить, чтобы она, наконец, на него внимание обратила.

Антон замолчал, но ненадолго. Через секунду продолжил:

– Валерку в детстве все баловали… Мама, бабушка… Когда мы были еще детьми, из семьи ушел отец. Маму это подкосило, она стала часто болеть, и вообще интерес к жизни потеряла, только одного Валерку и видела… Сильно жалела его, считая себя виноватой в том, что он в таком возрасте уже лишен отцовского внимания. Я был старше, кое-что уже понимал. Хотел облегчить маме ее страдания, поэтому не перечил ей, когда она все позволяла Валере, не ругала его, не наказывала сначала за детские шалости, а затем уже и за те, которые трудно назвать детскими и безобидными… Когда Валерку посадили, мама слегла окончательно и вскоре… умерла, так и не дождавшись его возвращения…

Я налила воды и поставила стакан на стол перед Антоном. Он взял его в руки, но пить не стал, немного подержал, о чем-то задумавшись, после чего, что-то вспомнив, поставил стакан на стол и продолжил свой рассказ:

– Валера вернулся из зоны и стал буквально преследовать Катю. Он говорил ей не только о своих чувствах, но и обвинял ее в том, что его посадили из-за нее. Я пытался с ним говорить, но меня он также обвинял… Говорил, что я специально его от зоны не отмазал, чтобы Катю у него увести. Утверждал, что я предал его… и так далее. Не знаю, что еще он говорил Кате, и как ему удалось уговорить ее, но вскоре она порвала со мной отношения и объявила, что выходит замуж за Валеру. Они поженились, но их жизнь была… адом, даже рождение дочери не помогло и не осчастливило их. Валера страшно ревновал Катю, регулярно устраивал скандалы, избивал ее… Потом сам же страдал от этого, просил у нее прощенье… Она прощала, а через некоторое время все опять повторялось…

Антон опять замолчал. Я не стала нарушать молчания и терпеливо ждала продолжения.

– В тот день, – Антон перешел непосредственно к нашему делу, – я себе место найти не мог, какое-то предчувствие терзало, а когда вечером увидел Валеру, то сердце как будто разорвалось… Я понял, что должно что-то случится. Поэтому, когда Валера внезапно ушел, я постарался побыстрее закруглить встречу с друзьями. Мне не хотелось никуда отпускать его одного. А когда еще увидел, что ружья нет, то сразу все понял и, испугавшись, помчался к Кате. Во дворе я увидел трупы… Услышал, что в доме плачет ребенок. Вошел внутрь и увидел Катю в крови, на коленях… Валера стоял над ней, держа ружье, а она плакала и умоляла не стрелять, клялась, что вернется к нему навсегда, просила пожалеть дочь… Меня Валера не видел. Не знаю, что на меня нашло, но какая-то злость от увиденного как будто и силы и ненависти мне придала. Я сзади к нему подкрался, мы сцепились, и я толкнул его на диван, выхватил ружье и, приставив к горлу, выстрелил…

– Кто из вас решил сымитировать самоубийство Валерия? – спросила я после некоторого молчания.

– Я, – выдавил из себя Антон.

– А если не для протокола? – попыталась я выпытать у него правду.

– Катя сказала, – после довольно долгого молчания заговорил Антон, – что не вынесет, если меня посадят. Умоляла что-то придумать. И я придумал… – он упорно выгораживал Катю, и винил в убийстве брата только себя.

– Вас никто не видел в доме? Ковалев, например? – задала я еще один интересующий меня вопрос, хотя и понимала всю его бесперспективность. Антон не станет никого подставлять.

– Нет, не думаю, – ответил он в подтвержденье моих мыслей.

– Вы понимаете, что я обязана Вас задержать? – задала я стандартный для такой ситуации вопрос.

Антон положил мне на стол лист со своими письменными показаниями – явка с повинной, и покорно протянул руки для наручников. Вся сцена и этот последний жест говорили сами за себя.

Когда существо-милиционер с Игорем в качестве подручного совершили все требуемые действия в отношении Вальева Антона, а я оформила протокол задержания, то оставалось только препроводить последнего в камеру. А меня вдруг одолела жалость. Вот так всегда. Сначала, когда начинаешь расследование, жалеешь потерпевших, а потом, когда завершаешь дело, эта жалость, как цепная реакция, как вирус переходит на обвиняемых, которые умышленно или неосторожно, но доказывают извечную истину: от сумы и от тюрьмы…

Укол жалости выбил из меня совет (совсем не достойный следователя), который я высказала Антону почти перед самым его выходом из моего кабинета:

– Наймите хорошего адвоката. Учитывая обстоятельства, он может попытаться, если не освободить Вас от ответственности по причине… необходимой обороны, то хотя бы смягчить ее, например, в силу… Вашего состояния сильного душевного волнения, так называемого аффекта.