Мими Пенсон - [8]

— Вы, сударь, беспощадны, — сказал он, смеясь и выговаривая слова на гасконский лад. — Я имею честь причесывать мадмуазель Мими, и, на мой взгляд, она превосходная особа.

— О да! — подхватил Эжен. — Она превосходно справляется с выпивкой и табаком.

— Справедливо, я не отрицаю. Девушки не прочь посмеяться, поплясать, покурить; но не все они бессердечны.

— Куда вы клоните, папаша Кадедис? Оставьте дипломатию и выкладывайте все начистоту.

— Я клоню к тому, — ответил цирюльник, кивая на заднюю комнату, — что там на гвозде висит черное шелковое платьице, конечно знакомое вам, если вы знакомы с его владелицей и ее несложным гардеробом. Это платье прислала мне на рассвете мадмуазель Мими; думаю, что раз она не пришла на помощь малютке Ружет, значит, и сама в золоте не купается.

— Занятно, — сказал Марсель и с этими словами встал и прошел в заднюю комнату, не обращая внимания на бедняжку в клетчатой шотландке. — Если Мими заложила платье, значит, песенка ее солгала. Но в чем же, черт возьми, она теперь будет делать визиты? Быть может, она нынче не выезжает в свет?

Эжен последовал за своим приятелем.

Цирюльник их не обманул. В пыльном углу, среди всякого тряпья, печально и смиренно висело единственное платье мадмуазель Пенсон.

— Так и есть, — сказал Марсель. — Свидетельствую, что полтора года назад этот наряд был новешенек. Перед вами домашнее платье, амазонка и парадный мундир мадмуазель Мими. На левом рукаве вы найдете пятнышко величиной с монету, оставленное шампанским. И сколько же вы под это дали, папаша Кадедис? Ибо я полагаю, что платье не продано, а находится в этом будуаре как залог.

— Я дал четыре франка, — ответил цирюльник, — и, уверяю вас, из чистой благотворительности. Другая не получила бы от меня и сорока су, потому что эта штука в чертовски преклонном возрасте, она светится насквозь — не платье, а волшебный фонарь. Но я знаю, что мадмуазель Мими заплатит: кто-кто, а она четырех франков стоит!

— Бедняжка Мими! — заметил Марсель. — Готов прозакладывать мой берет, если она не взяла эти гроши для своей подруги.

— Или для уплаты неотложного долга, — заметил Эжен.

— Ну нет, я знаю Мими, — сказал Марсель, — она неспособна снять с себя платье ради какого-то долга.

— Тоже справедливо, — отозвался цирюльник. — Я знавал мадмуазель Мими, когда ей жилось получше, чем теперь. Долгов у нее тогда была тьма. К ней ежедневно приходили описывать имущество и в конце концов отобрали всю мебель, кроме, конечно, кровати, ибо всем известно, что кровать у должников отбирать не полагается. Однако в те времена у мадмуазель Мими было четыре вполне приличных платья. Она надевала их одно на другое и спала в них, чтобы не отняли. Поэтому я был бы удивлен, если бы узнал, что она заложила свое единственное платье ради уплаты долга.

— Бедняжка Мими! — повторил Марсель. — Но как же она все-таки устраивается? Неужели она обманула своих друзей, и у нее есть в запасе еще какой-то неизвестный нам наряд? Быть может, она объелась пирога, а если она больна, то ей и вправду не к чему одеваться. Все равно, папаша Кадедис, мне больно смотреть на это платье с обвисшими рукавами, которые словно молят о пощаде. Давайте вычтем четыре франка из двадцати пяти ливров, которые вы мне ссудили; заверните платье в салфетку, я отнесу его малютке. Ну как, Эжен, что ты с твоим христианским милосердием скажешь на это?

— Скажу, — отвечал Эжен, — что ты рассуждаешь и действуешь правильно, но что, возможно, и я не ошибаюсь. Если хочешь, побьемся об заклад.

— Идет, на сигару, как члены Жокей-клуба; Ну, а здесь тебе больше делать нечего. У меня тридцать один франк, значит, мы богаты. Отправимся теперь к мадмуазель Пенсон. Мне интересно ее повидать.

Он сунул платье подмышку и вместе с Эженом вышел из парикмахерской.

VII

— Барышня пошла к обедне, — сообщила привратница, когда они пришли к мадмуазель Пенсон.

— К обедне! — удивился Эжен.

— К обедне! — повторил Марсель. — Не может быть, она дома. Впустите нас, мы ее старые друзья.

— Уверяю вас, сударь, она уже с час как ушла, — продолжала настаивать привратница.

— А в какую церковь она пошла?

— К святому Сульпицию, как обычно. Она не пропускает ни одного дня.

— Да, да, знаю, она богомольна, но то, что она сегодня вообще вышла из дому, кажется мне очень странным.

— Да вот и она сама, сударь. Поглядите, вот она огибает угол.

Действительно, мадмуазель Пенсон возвращалась домой из церкви. Завидев ее, Марсель тотчас бросился к ней, до того ему не терпелось посмотреть, как она одета. Вместо платья на ней была нижняя юбка из темного ситца, полуприкрытая зеленой саржевой занавеской, которую Мими с грехом пополам превратила в шаль. Из этого странного наряда, который, однако, благодаря своему темному цвету не привлекал внимания, выглядывали очаровательная головка в белом чепчике и маленькие ножки в высоких башмачках. Мими Пенсон так ловко и непринужденно., завернулась в свою занавеску, что та действительно стала похожа на старую шаль, и бахрома почти не была видна. Словом, Мими нашла способ казаться привлекательной даже в этом тряпье и лишний раз доказала, что хорошенькая женщина, всегда хороша.