Милый Ханс, дорогой Пётр - [3]
И я демонстрирую, что я есть. Я начинаю ходить вокруг, рисуя на паркете фигуры, потом хватаю ее и пытаюсь поднять вверх. Руки дрожат, просто вибрируют в напряжении, но у нас все получается как надо, и вот уже статуя со счастливым лицом расставляет у меня над головой ноги, показав, что еще живая.
Но приземляется неузнаваемая, в ярости:
– Отвратительно.
– Не понравилось?
– Просто блевать хочется.
И взгляд этот немигающий сквозь очки, свой отвести впору, сначала всё. И скулы сведены сурово, замком будто невидимым стянуты.
– Какаду, чтоб больше этого не было.
Я ловлю ее снова в объятия, позволяю себе.
– Пардон, мадам, – смеюсь, – и даже гран вам пардон, но мы, увы, в программе завтра. Показательно. И одни из всего старичья, как вам? Мы танцуем, танцуем, ты это знаешь?
Опять ответ ледяной:
– Не знаю и знать не хочу. Какаду, вот ты стараешься, молодишься и выглядишь еще больше старичьем. Это про танцы я, если непонятно.
Она стряхивает с себя мои руки. Мстит, суровая, себе за блаженство в стратосфере, не иначе. Стою, ничего не понимаю.
– То есть, коллега, с красотой нашей не рыпаемся? Потомкам в назидание?
– На посмешище. Забудь.
Потомки танцуют кругом под громкое танго, забыв о юбилярах, сами по себе. Лица отплывают и приближаются к нам вплотную, губы слиты в ненастоящих поцелуях.
– Забудь. Никогда, – твердит она как заклинание. В глазах непросохшие еще слезы, но это шампанское.
– Валенсия.
– Кликухи в прошлом.
Вдобавок ко всему уходит. В толпу, в никуда. Нет, догоняю.
– Ножками подыграла.
– Подмахнула. Заставил.
Истеричка еще оборачивается, и это уже последнее:
– Чтоб я больше тебя не видела.
И не пошел я за ней, в толпе остался. Только голос сквозь танго снова взывает:
– Ну где ты там? Эй? Сюда!
Теперь у стойки бара она, опять с шампанским.
– Без обид, Какаду.
– Сочтемся, Валенсия.
– Не сомневаюсь.
– Уж будь уверена.
Придвигается, заглядывает мне в глаза, даже вдруг по голове погладила, как маленького.
– Лицо от злости кривое. Держи лицо. Ты понимаешь, почему я так? Вижу, нет. Ну, потом поймешь.
И тоже бокал мне протягивает:
– Приглашение послано?
– Кому?
– Знаешь кому. Ей, Элизабет. Ты же проверял, не сомневаюсь, так ведь?
Усмешка все же пробегает по каменным губам, ревнивая тень. И уже поднят бокал:
– Элизабет! Великолепная!
И я эхом:
– Элизабет!
Пьем, пьем.
– О чем подумал, одноглазый?
– О чем и ты, мы же не чокаясь.
Молчим. Статуя подмигивает вдруг пьяно:
– Хорош за упокой, Какаду!
И, легко соскочив с барного стульчика, вклинивается снова в толпу. Подразумевается, что я за ней следую, я на веревочке. Ну, так и есть, следую. Но еще схватила меня за руку, и мы вдвоем бежим, расталкивая людей. Бежим и бежим. Слышу шепот рядом:
– Живая! Какаду, она нас с тобой живей!
Куда мы и зачем, непонятно, но все проворней Валенсия в толпе и не шепчет уже – кричит:
– Элизабет! Где ты? Ты здесь, я знаю! Элизабет!
Мчимся, разбиваем танцевальные пары, напролом мы. И я тоже начинаю кричать бессвязно, получается, просто ору в голос. Валенсия все тащит за собой:
– Элизабет! Где ты? Мы не можем без тебя танцевать! Найдись! Элизабет!
И вот в ответ мерещится то ли лай, то ли вой, а потом голоса, возбужденные, друг друга проклинающие. И явью становится картина безобразной свары у стойки портье. Мы с Валенсией прибежали, и ни туда ни сюда, встали как вкопанные: дама в возрасте вселяется в отель, ее не пускают, заворачивают решительно, гневно даже. Потому что в “Шератоне” она не очень смотрится в затрапезной шубе своей до пят, шитой-перешитой, со слякотью на подоле. То есть совсем эта дама тут некстати, в хоромах с праздничной публикой. Пугает еще линялая шляпа на голове с лихо и навсегда когда-то заломленными полями, а горящий из-под шляпы взгляд особенно.
– Ключ! Дал, быстро! – кричит она, топая ногами на портье. – Эй! Алло! Долго еще буду? Ключ мне!
Охрана на стреме, грудью вперед, к дверям уже теснит:
– Пошла, пошла!
Ведь вдобавок с овчаркой гостья, приблудной и облезлой, как она сама.
– В номере со мной будет! Увязалась, и моя, значит, всё! И со мной будет! Я своей жизнью заслужила! Всё, шевелись давай! Ключ мне!
И берут даму под белы ручки, что поделаешь, а она вдруг в объятиях железных кульбит вверх ногами, и вырвалась, и к стойке снова, чтобы всё сначала.
Смотрим мы с Валенсией, оторваться не можем. Жизнь – спектакль.
– Даешь, старая! – восхищается охрана, хватает циркачку за все четыре конечности и к выходу бегом. Невдомек, что взяли в руки змею, рептилию. Извивается, кольцами могучие шеи обхватывает и выскользнула, всё, на свободе опять. Только и из шубы своей тоже вывернулась заодно, и неожиданно предстает перед всеми голой, то есть в платьице прозрачном совсем. А там, на просвет, у старой еще молодо все, радуется охрана.
Тоненькая вдруг, сама почти прозрачная, жеманно руки заламывает, вот такое вдруг из шубы:
– А сейчас как обижусь и ту-ту! В поезд от вас обратно! – Смеется, заливается. – И по шпалам за мной, по шпалам! Уговаривать! А я, хер вам, я с концами!
И Валенсия вслед за партнершей руками всплеснула, узнав:
– Неужели? Она, она! Элизабет! Родная!
А стражи цепенеют: собака воет вдруг. Воет и воет возмутительно среди праздника. Протяжно, тоскливо, даже слишком, публика оборачивается нехорошо, с тревогой. И охранник к овчарке напрямик, реагирует. Ногу уже занес к дверям скорей пнуть, но поостерегся, раздумал. И возвращается крадучись, глаза из орбит лезут:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя кинодраматурга Александра Миндадзе широко известно зрителю. Творчество его отличает острое чувство современности, глубокий психологизм, умение в яркой метафоричной форме рассказать о сегодняшней жизни. Фильмы, снятые по его сценариям режиссером В. Абдрашитовым, — «Парад планет», «Остановился поезд», «Плюмбум», «Слуга» и другие — привлекают внимание и критики и многочисленных зрителей, вызывают дискуссии у нас в стране и за рубежом. Издание иллюстрировано. Для широких кругов читателей.
Автор – профессиональный адвокат, Председатель Коллегии адвокатов Мурадис Салимханов – продолжает повествование о трагической судьбе сельского учителя биологии, волей странных судеб оказавшегося в тюремной камере. Очутившись на воле инвалидом, он пытается строить дальнейшую жизнь, пытаясь найти оправдание своему мучителю в погонах, а вместе с тем и вселить оптимизм в своих немногочисленных знакомых. Героям книги не чужда нравственность, а также понятия чести и справедливости наряду с горским гостеприимством, когда хозяин готов погибнуть вместе с гостем, но не пойти на сделку с законниками, ставшими зачастую хуже бандитов после развала СССР. Чистота и беспредел, любовь и страх, боль и поэзия, мир и война – вот главные темы новой книги автора, знающего систему организации правосудия в России изнутри.
Герой романа, «странный рыцарь» Анри де Вентадорн, проходит на наших глазах путь от наемника, которому папа Иннокентий III поручает найти и похитить Священную книгу богомилов, — до Главного Хранителя этой Книги, во имя истины избирающего смерть на костре Инквизиции. «Книга была искрой, воспламеняющей костры, — и на кострах этих сгорали люди, несшие свет. Но они сами выбрали свой путь».Из необычного сочетания авантюрности и жертвенности рождается особая притягательность образа главного героя.
Грустные и смешные повести о людях, которые в России были евреями, а в Израиле стали считаться русскими.
Либби Миллер всегда была убежденной оптимисткой, но когда на нее свалились сразу две сокрушительные новости за день, ее вера в светлое будущее оказалась существенно подорвана. Любимый муж с сожалением заявил, что их браку скоро придет конец, а опытный врач – с еще большим сожалением, – что и жить ей, возможно, осталось не так долго. В состоянии аффекта Либби продает свой дом в Чикаго и летит в тропики, к океану, где снимает коттедж на берегу, чтобы обдумать свою жизнь и торжественно с ней попрощаться. Однако оказалось, что это только начало.
Давно забытый король даровал своей возлюбленной огромный замок, Кипсейк, и уехал, чтобы никогда не вернуться. Несмотря на чудесных бабочек, обитающих в саду, Кипсейк стал ее проклятием. Ведь королева умирала от тоски и одиночества внутри огромного каменного монстра. Она замуровала себя в старой часовне, не сумев вынести разлуки с любимым. Такую сказку Нина Парр читала в детстве. Из-за бабочек погиб ее собственный отец, знаменитый энтомолог. Она никогда не видела его до того, как он воскрес, оказавшись на пороге ее дома.
Кайлу повезло во всем: с родителями, с друзьями и даже с родным городом. Трава тут выше, чем везде, кузнечики - больше, краски - ярче, солнце - теплее, а тишина - звенит. Правда, рядом - всего-то ручей перейти - находится лес, а в лесу - Институт... Но это совсем другая история, из которой Кайлу с друзьями остались лишь обрывки детских страшилок. Книга собрана пользователем vlad433 ([email protected]) специально для flibusta.is, приятного чтения :)
Антон Долин — кинокритик, главный редактор журнала «Искусство кино», радиоведущий, кинообозреватель в телепередаче «Вечерний Ургант», автор книг «Ларе фон Триер. Контрольные работы», «Джим Джармуш. Стихи и музыка», «Оттенки русского. Очерки отечественного кино». Современный кинематограф будто зачарован советским миром. В новой книге Антона Долина собраны размышления о фильмах, снятых в XXI веке, но так или иначе говорящих о минувшей эпохе. Автор не отвечает на вопросы, но задает свои: почему режиссеров до сих пор волнуют темы войны, оттепели, застоя, диссидентства, сталинских репрессий, космических завоеваний, спортивных побед времен СССР и тайных преступлений власти перед народом? Что это — «миражи советского», обаяние имперской эстетики? Желание разобраться в истории или попытка разорвать связь с недавним прошлым?
Антон Долин — журналист, радиоведущий, кинообозреватель в телепрограмме «Вечерний Ургант» и главный редактор самого авторитетного издания о кинематографе «Искусство кино». В книге «Оттенки русского» самый, пожалуй, востребованный и влиятельный кинокритик страны собрал свои наблюдения за отечественным кино последних лет. Скромно названная «оттенками», перед нами мозаика современной действительности, в которой кинематограф — неотъемлемая часть и отражение всей палитры социальных настроений. Тем, кто осуждает, любит, презирает, не понимает, хочет разобраться, Долин откроет новые краски в черно-белом «Трудно быть богом», расскажет, почему «Нелюбовь» — фильм не про чудовищ, а про нас, почему классик Сергей Соловьев — самый молодой режиссер, а также что и в ком всколыхнула «Матильда».
Ираклий Квирикадзе, культовая фигура российского кинематографа, автор сценариев к фильмам “Кувшин”, “Пловец”, “Лунный папа”, “1001 рецепт влюбленного кулинара”, “Лето, или 27 потерянных поцелуев”, преподаватель Высших курсов сценаристов и режиссеров, постоянный автор журнала “Story”. В последние годы живет в Москве, работает в США, Франции, Германии, Грузии и России.В книге “Мальчик, идущий за дикой уткой” в поэтичной и одновременно эксцентричной манере, столь близкой его искусству, он рассказывает о своей жизни и о кино: старый Тбилиси, Москва, Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Мальта; Сергей Параджанов, Федерико Феллини, Милош Форман, Пьер Ришар, Никита Михалков, Георгий Данелия, Рустам Хамдамов…