Милый Ханс, дорогой Пётр - [28]
Пётр жестом позвал: сюда иди! Я подполз и сел с ним у борта рядом. Мы обнялись и ехали так в предрассветных зыбких сумерках. Дома мелькали, а потом уж не дома, деревья выросли сплошной стеной, темно опять стало. Тряслись по лесной дороге, Грета бежала следом, язык уже мотался от усталости.
Рыжая подползла тоже, со мной рядом тихо села.
Пётр руками развел, показывая: “Бежим мы, бежим!”
Наташа меня в грудь ткнула: “От тебя!”
И мальчик еще в полусне из недр фургона вылез, на коленях у меня вдруг улегся. Я смотрел на чистое его лицо и все ехал дальше и ехал, пока он посапывал сладко.
Брат мой Пётр подмигнул: “С нами?”
Но лес кончился, зажмурился мальчик от света нового дня, и к матери скорей перебрался. На коленях мягких, родных и впрямь удобней было.
Я спрыгнул на дорогу и пошел не оглядываясь. Нет, оглянулся, махнув рукой. И Пётр мне одновременно махнул. Просто будто один человек раздвоился.
Грета вела назад коротким самым, ей только ведомым путем. Я сбегал в овраги, подворачивая на кочках ноги, и карабкался опять вверх по склонам. Продирался сквозь непролазный кустарник и в голос кричал, оказавшись вдруг в яме по пояс в воде. Я терял собаку из виду, зато она меня никогда не теряла и всякий раз терпеливо дожидалась, пока к ней на хромых ногах подковыляю, совсем уже из сил выбившись. И однажды даже легла сама и мне разрешила растянуться на траве. Зарычала, когда я стал проваливаться в сон. Да, все про меня понимала, не сомневался я, и мерещилась даже улыбка на страшных клыках: как бы на смену Хансу успеть и дух при этом не испустить в дремучем русском лесу, и неизвестно еще, что немцу страшнее. Хохотать сука не умела, не дано было.
К смене успели в самый раз. И в засаде ждали, что успеем, подготовились. Со всех сторон выскочили сразу, обступая. Я метнулся к дому, помчался по территории, последние силы собрав. Ударил кто-то меня, и я кого-то пнул, и опять побежал. Кричали сзади по-немецки, останавливая, за кем бегут, знали.
А у дома уже самого, от погони оторвавшись, услышал я хлопки выстрелов и визг ужасный собачий. Хлопки далеко были, а визг близко, рядом будто совсем. Не визг, плач Греты бесконечный.
Встал я как вкопанный и ни с места. Я понял, но не понимал. Заорал:
– Грета!
И она на зов мой из дверей выскочила. И обнимать стала, решила, что мне нужна. Женщина была.
– Знала, что позовешь, я знала! Ханс, хороший мой! Забудь, что я говорила, я все равно с тобой! Как бы ни сложилось! Пускай! Я с тобой, ты не сомневайся даже!
– А Маттиас? – спросил я зачем-то.
Она на меня замахала руками, бедная:
– Не слушай меня, не слушай!
Следом Отто из дома в испуге выбежал. И Вилли за ним тут как тут. От тех я ушел, в засаде которые, и теперь вот эти обступили, попался.
На лице Отто тревога была, даже голос дрожал:
– Ханс, в вас стреляли?
– Еще не хватало, с какой стати? – возмутился я.
– Пробежки ночью по режимной зоне, Ханс. Этим должно было кончиться.
Я ухмыльнулся в ответ ему нагло:
– Мы, немцы, спортивная нация!
Тут и Вилли неожиданно принял мою сторону. Он так и сказал, меня выручая:
– Извиняюсь, но, чур, я на стороне Ханса! Бег если в привычку вошел, плохо разве? Вот я лично был свидетелем ночной пробежки нашего Ханса по Эльбскому мосту в Гамбурге! И мы даже, помнится, успели поздороваться, верно, Ханс?
– Махнули друг другу, да, – не отрицал я. – Ты был в маршевой колонне, я бежал навстречу, помню как сейчас. И у тебя в правой руке был факел, и ты, кажется, из-за меня даже обжегся?
И тут Вилли помрачнел вдруг. И так же неожиданно дал задний ход, причем в грубой форме:
– Врешь, Ханс. Ты нагло врешь. Не было. Я не хожу в колоннах, и, надеюсь, бог избавит меня от ваших маршей с факельной подсветкой!
– Вилли, не зарекайся, – сказал я.
– Не будет этого! – закричал усач и кулак поднял, на всех сразу замахиваясь.
Вилли без ухмылки. И страдание на лице даже… Я смотрел, не узнавая. Нет, не Вилли это был.
– Я не тот парень, который ходит в ногу!
Он ушел в дом, громко хлопнув за собой дверью.
– И трезвый ведь, что интересно, – заметила Грета.
А Отто будто и не слышал, он все смотрел на меня. Грете жестом показал: и ты иди. И она двинулась вслед за разгневанным усачом, но все на меня оглядывалась.
Мы остались с Отто вдвоем. И тут вдруг кашель меня сумасшедший настиг. Пополам согнуло, я надрывался в нескончаемом стоне, ослепнув уже от слез. Отто терпеливо ждал, по скрюченной спине гладил меня, жалея.
– Живы, друг Ханс? – спросил он.
И не знал, что сказать. И сказал:
– Ваши мотивы для меня загадка, Ханс. Я не хочу вдаваться. Видимо, это что-то такое, что мне не по уму. То, что с вами происходит.
Он помолчал, но ответа не дождался.
– Ханс, выстрелов было два. И третья пуля уже ваша, тут не должно быть иллюзий. Выбор за вами.
– Нет выбора, Отто, – отозвался я.
Он пошел к дому, обернулся:
– Мне будет жаль. Кажется, мы уже стали друзьями.
– Так и есть, Отто.
В дверях он обернулся снова, напомнив:
– Смена, Ханс.
Ушел. А я все у дома столбом стоял.
Я вспомнил о Вилли, едва дрезина тронулась.
– А где же усач наш сердитый?
– Своим путем, как всегда. Пешком усач то есть, – сообщила Грета.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя кинодраматурга Александра Миндадзе широко известно зрителю. Творчество его отличает острое чувство современности, глубокий психологизм, умение в яркой метафоричной форме рассказать о сегодняшней жизни. Фильмы, снятые по его сценариям режиссером В. Абдрашитовым, — «Парад планет», «Остановился поезд», «Плюмбум», «Слуга» и другие — привлекают внимание и критики и многочисленных зрителей, вызывают дискуссии у нас в стране и за рубежом. Издание иллюстрировано. Для широких кругов читателей.
Книга современного итальянского писателя Роберто Котронео (род. в 1961 г.) «Presto con fuoco» вышла в свет в 1995 г. и по праву была признана в Италии бестселлером года. За занимательным сюжетом с почти детективными ситуациями, за интересными и выразительными характеристиками действующих лиц, среди которых Фридерик Шопен, Жорж Санд, Эжен Делакруа, Артур Рубинштейн, Глен Гульд, встает тема непростых взаимоотношений художника с миром и великого одиночества гения.
Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Детство — самое удивительное и яркое время. Время бесстрашных поступков. Время веселых друзей и увлекательных игр. У каждого это время свое, но у всех оно одинаково прекрасно.
Антон Долин — кинокритик, главный редактор журнала «Искусство кино», радиоведущий, кинообозреватель в телепередаче «Вечерний Ургант», автор книг «Ларе фон Триер. Контрольные работы», «Джим Джармуш. Стихи и музыка», «Оттенки русского. Очерки отечественного кино». Современный кинематограф будто зачарован советским миром. В новой книге Антона Долина собраны размышления о фильмах, снятых в XXI веке, но так или иначе говорящих о минувшей эпохе. Автор не отвечает на вопросы, но задает свои: почему режиссеров до сих пор волнуют темы войны, оттепели, застоя, диссидентства, сталинских репрессий, космических завоеваний, спортивных побед времен СССР и тайных преступлений власти перед народом? Что это — «миражи советского», обаяние имперской эстетики? Желание разобраться в истории или попытка разорвать связь с недавним прошлым?
Антон Долин — журналист, радиоведущий, кинообозреватель в телепрограмме «Вечерний Ургант» и главный редактор самого авторитетного издания о кинематографе «Искусство кино». В книге «Оттенки русского» самый, пожалуй, востребованный и влиятельный кинокритик страны собрал свои наблюдения за отечественным кино последних лет. Скромно названная «оттенками», перед нами мозаика современной действительности, в которой кинематограф — неотъемлемая часть и отражение всей палитры социальных настроений. Тем, кто осуждает, любит, презирает, не понимает, хочет разобраться, Долин откроет новые краски в черно-белом «Трудно быть богом», расскажет, почему «Нелюбовь» — фильм не про чудовищ, а про нас, почему классик Сергей Соловьев — самый молодой режиссер, а также что и в ком всколыхнула «Матильда».
Ираклий Квирикадзе, культовая фигура российского кинематографа, автор сценариев к фильмам “Кувшин”, “Пловец”, “Лунный папа”, “1001 рецепт влюбленного кулинара”, “Лето, или 27 потерянных поцелуев”, преподаватель Высших курсов сценаристов и режиссеров, постоянный автор журнала “Story”. В последние годы живет в Москве, работает в США, Франции, Германии, Грузии и России.В книге “Мальчик, идущий за дикой уткой” в поэтичной и одновременно эксцентричной манере, столь близкой его искусству, он рассказывает о своей жизни и о кино: старый Тбилиси, Москва, Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Мальта; Сергей Параджанов, Федерико Феллини, Милош Форман, Пьер Ришар, Никита Михалков, Георгий Данелия, Рустам Хамдамов…