Милюков - [11]

То, что осознание ответственности за себя начало проявляться у Павла Милюкова сравнительно рано, — факт безусловный. Имея весьма приличные способности и великолепную память, он перестал отвлекаться на второстепенные дела, стал напряженно заниматься, выработал план, которого четко придерживался. С полным основанием Милюков писал в мемуарах, что новый способ мышления и поведения не только привел к успешному переходу в следующий класс, но «сообщил моральный толчок сознательным элементам моей натуры». В результате последние гимназические годы Павел вновь учился вполне успешно. По окончании седьмого класса он получил награду второй степени.

Столь же удачными были и результаты, достигнутые в выпускном, восьмом классе^{47}. Педагогический совет оценил его знания средним баллом 4,7. Он оказался на втором месте среди своих одноклассников. Между прочим, как часто бывает, заслужив отличную оценку почти по всем предметам, будущий выдающийся историк получил по истории только «хорошо». Он отвечал на вопросы явно нелегкие: разделение Руси на Северо-Восточную и Юго-Западную; географический обзор Древней Греции; начало возвышения Пруссии; Новороссия^{48}. Что не удовлетворило экзаменаторов, неизвестно; можно предположить, что причиной снижения оценки были неординарные суждения.

Одновременно у Павла пробуждались художественные интересы. Он продолжал писать стихи, хотя отчетливо понимал, что большого таланта в этом деле у него нет. Он на всю жизнь так и остался камерным поэтом для близкого круга друзей и членов семьи, отнюдь не пытаясь выставить свои стихотворные опусы на обозрение широкой публики.

Точно так же, преимущественно для собственного удовольствия, остался интерес к музыке. Побывав в Большом театре на нескольких оперных спектаклях, он почувствовал, что может воспроизвести не только арии певцов, в частности из «Жизни за царя» М. И. Глинки, но и оркестра, особенно скрипичные партии. Он потребовал от отца (говорить на эту тему с Марией Аркадьевной было делом бесперспективным), чтобы его учили игре на скрипке. В данном случае художественная натура родителя взяла верх: несмотря на недоумение матери, Павлу купили недорогую скрипку и наняли дешевого учителя. Первый учитель оказался снобом и педантом, заставлял играть только скучные упражнения и обращал внимание лишь на постановку руки. Такое обучение могло вызвать отвращение к музыке.

Но Павел оказался упорным — настоял, чтобы наняли нового учителя. Новым педагогом стал, по словам Милюкова, немец Вильгельм, а на самом деле француз Василий Юльевич Виллуан, сын учителя той самой 1-й гимназии, в которой постепенно мужал Павел. Виллуан учился в Московской консерватории по классам скрипки и композиции, его педагогами были П. И. Чайковский и директор консерватории Н. Г. Рубинштейн. Впоследствии В. Ю. Виллуан стал директором Нижегородской консерватории, учителем многих известных русских музыкантов и автором ярких скрипичных произведений и опер. (Милюков в мемуарах почему-то назвал его племянником будущего директора. Впрочем, запутаться было немудрено, поскольку музыкальный род Виллуанов был велик и пользовался заслуженным почетом^{49}. Быть может, ошибка Милюкова была психологического свойства — он просто не мог поверить, что его, фактически не умеющего играть на скрипке юнца, учил «сам» Виллуан, который стал известен на всю Россию.)

Конечно, новый учитель тоже обращал внимание на постановку пальцев. Но он сразу стал задавать интересные пьесы, учил скрипичным аккордам, чтению партитуры, основам музыкальной теории.

Когда же Виллуан, окончив в 1873 году консерваторию, уехал из Москвы, Милюков продолжал музыкальное образование самостоятельно, особенно пристрастился к разучиванию скрипичных партий из опер, балетов и других оркестровых произведений.

Начальное музыкальное образование явилось важным элементом базы профессионального комплексного исследования истории русской культуры, фактическим основоположником которого станет Милюков.

Как ни странно, его интерес к художественной литературе поначалу был сравнительно умеренным — в том, что касалось классики, он не выходил за пределы гимназической программы, но сосредоточивался, как почти у всех мальчишек, на книгах Жюля Верна, Томаса Майна Рида, Фенимора Купера. В старости Милюков признавался, что из русских писателей его любимцами в гимназии были Загоскин и Лажечников. Произведения Михаила Николаевича Загоскина привлекали подростка, а затем юношу достоверным, как он полагал, воспроизведением исторической действительности. Писатель, хотя и не считался перворазрядным стилистом, получал, начиная с выхода первого романа «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году» (1828), восторженные читательские отклики. Даже такой требовательный критик, как В. Г. Белинский, назвал «Юрия Милославского» «первым хорошим русским романом». Можно полагать, что исторические романы Загоскина сыграли важную роль в пробуждении у Милюкова интереса к отечественной истории.

Примерно таким же было отношение к историческим романам Ивана Ивановича Лажечникова, особенно к первому — «Ледяному дому», посвященному эпохе императрицы Анны Иоанновны. Критики, а вслед за ними и образованные читатели отмечали, что при явных художественных недостатках этого и других произведений Лажечникова он был очень точен в исторических деталях (вероятно, сказалась многолетняя служба в архивном ведомстве, где он получил первые важные уроки осторожного обращения с историческими источниками).