Милостыня от неправды - [58]

— Говори, зачем приехал. — Почти ласково.

— Я надзираю за храмами… — начал было Йот.

— Ты приехал сюда сам по себе, — прервала его Ноема-жрица. — Ты что-то ищешь, что-то хочешь узнать, что-то мучает тебя, поэтому ты здесь.

— Я так много хочу узнать, что неудобно и спрашивать… Слышала ли госпожа что-нибудь о книге Еноха?

— Об этом можно узнать только у самого Тувалкаина! Иагу может знать, но вряд ли он захочет с тобой откровенничать.

— Еще мне хотелось бы знать, что в действительности произошло у заброшенной штольни при закладке нового города.

Ноема долго молчала, и Йот подумал, что она отвечать не собирается. Но она еще немного подумала с чего начать и начала:

— Сейчас у меня украли всех духов, но были времена, когда я была сильна ими, так сильна, что соблазнила сынов Божиих, и они спустились в шатры к каинитянкам. Иаред, отец Еноха, пал одним из первых. Но вот его сын, Енох-сифит, начинает молитвенную жизнь, и так очищает себя словесными жертвами Богу, что ангелы света берут его на небо, и Енох узнает многое из пророческого прошлого и пророческого будущего. Ангелы возвращают Еноха на землю для проповеди. Тогда мне подчинялись очень сильные духи. С их помощью я могла проникать в сознание любого человека на любом расстоянии от него. Но когда я пыталась пройти в сознание Еноха, меня охватывал страх. Там был ангельский мир, там был сифитский Бог. Никто не верил мне, даже мой брат Тувалкаин. Мы были тогда дружны с ним. Но я так и не смогла донести до брата, что Енох-сифит действительно спускался от ангелов. А у заброшенной штольни по молитве Еноха наши идолы разлились водой, а сам Енох по солнечному свету пошел к гребню скалы, где его ожидали ангелы.

— Почему тогда вы не обратились в веру сифитов?

— Не знаю… Доказать ничего невозможно. Даже самой себе. Тут же приходят мысли, что Еноху-сифиту покровительствуют более мощные ангелы, и он внушает мне и свет, и ангельский мир, и сифитского Бога, Которого невозможно видеть… Кстати, Енох был здесь, в моем доме.

— Енох? Здесь?

— Не за тем, о чем ты подумал! В Енохе было столько ангельского света, что он попалил бы любую из нас… Он говорил интересные вещи. Именно тогда явилось миру новое сифитское пророчество о том, что Бог уничтожит развращенных людей потопом. И спасется только один праведник со своим семейством. Имя праведника — Ной.

— Ной? — переспросил Йот.

— Да, Ной. До меня это пророчество тогда еще не дошло, а Енох, видимо, полагал, что я уже знаю его, и сказал, что не я буду женой Ноя.

— Не вы?

— Не я!

— А почему вы должны быть женой Ноя?

— Что с тобой?

— Нет-нет, ничего… Душновато немного… Наверное, у жены этого Ноя по сифитской сказке должно быть такое же имя, как и у вас?.. Ноема?

— Это не сказка, Йот! Эту весть принес от ангелов Енох.

Йот вытер потную лысину краем простыни. Он лихорадочно повторял про себя: «Ной… Ноема… Ной… Ноема…»

— С одним Ноем некоторое время я учился в школе. Его жену зовут Ноема. С ней я тоже учился в школе. Она даже нравилась мне. — У воспоминания Йота был запах прелых листьев. Йот помнил, что в тот день солнце казалось лимонным. — Однажды я заступил ей дорогу, когда она выходила из школы. На лице девушки появилось недоумение. Каникулы я провел в городе и считал, что веду себя как горожанин, то есть нагло и разнузданно. Я считал, что такое поведение должно нравится девушкам. У ее губ появились едва заметные складки. На девушке туго сидел выношенный плащ, а ее робкие руки, торчащие из коротких рукавов, придавали мне уверенности. Сам я был одет несколько щеголевато, по-городскому. Мне хотелось кое-что показать ей, и я достал из своей сумки тетрадь, настоящую бумажную тетрадь со своими рисунками. Девушка почему-то спрятала свои восковые таблички за спину.

— Я нарисовал историю одного приключения, — не без гордости сказал я. — Эта история про нас с тобой.

— Ты хочешь показать ее мне? — спросила девушка, и легкие складочки расправились у ее губ.

Мы сели на скамейку в кустах школьного парка. Тень от акации накидкой легла на плечи девушки. Ей не понравилась нарисованная мною история. Одна страница в тетради была со шторкой. Я так и не решился отодвинуть ее, но сказал:

— Там мы с тобой лежим в постели.

Около губ девушки снова появились складки, как у взрослой женщины, и я почувствовал, что мои глаза забегали. Ноема поднялась, и, выйдя из тени акации (тень-накидка осталась на скамейке), пошла прочь. А я, растерянный, шел рядом и от пробуждающейся злости улыбался. А потом стал хвастать, что совсем скоро я переезжаю в город, а в городе у нас — очень влиятельный родственник, а, стало быть, у меня большое будущее. Из-за недомолвок и недоговоренностей я самому себе казался глубоким, взрослым. Я даже намекнул девушке, что готов разделить свое будущее с ней. Мы подходили к д-образному мосту через железную дорогу. Я сказал, что мост этот строил мой родственник — Енох, тот самый Енох, который построил основанный Каином город.

— Енох, который построил этот мост, не строил город, — с вызовом и горечью ответила девушка, — и твоим родственником быть не может. — Она остановилась. — Город построил Енох-каинит, а мост — Енох-сифит, построил над рекой.