Милосердия двери - [107]
Малость прихворнул «великий князь всея Инты» полковник Халилов. В Инте он жил в шикарном особняке с древонасаждениями, овчарками, бегающими по проволокам вдоль «правительственного» забора. Царь и бог, гроза, всем грозам гроза. Все трепетали, завидев его папаху. Приболел. Лежит в отдельной палате средь персидских ковров, и «шахерезады» рядом. Смотрит в окно батюшка наш государь, а вокруг все так пусто, все так грустно и сердцу, и уму. Позвать ко мне Тяпкина-Ляпкина. Позвать ко мне Купленика! Явился начальник жилищного управления: «Слушаюсь! Слушаюсь! Будет сделано, товарищ полковник! Слушаюсь!» А фантазия «императора» так соизволила решить. Трех богатырей перед окнами не поставишь, Аленушку не посадишь. Поставить в ряд на постаментах лицом к окнам: Павлова, Мечникова, Пирогова и Сеченова. В скульптурном изваянии. Изваять барельеф 4x4 м великого вождя и учителя! Установить наклонно под 45 градусов, а под ним клумба из иван-чая!!!
– Найти ваятелей, и чтоб в момент…
– Слушаюсь! Слушаюсь! – побежали гонцы, разбежались в поисках, ищут, ищут, с ног сбились.
– Да ты! Да вы, вашу мать! Не там ищете! Бегом во Дворец! Там у нас художник есть!
Прибежали, запыхались на винтовой, влезли на антресоли.
– Можешь?! Выручай, озолотим!
Кто на золото не падок? А я тем более! Голь перекатная. У собаки и то будка есть, а у меня ни кола ни двора, а жить-то вечно, вроде Ильича!
– Выручу! Давайте их лики в профиль, фас и три четверти. Изваяю! Так и быть. А где ваять?
– В детском саду, на зимней террасе!
– А из чего ваять?
– Что прикажете, то и будет.
– Самосвал синей глины. Пишите, пишите. Гипсу десять мешков, записали? Алебастру столько же! Бочка тавота! Корыта, лопаты и тазы! Пока все, а дальше, что понадобится!
И помчались вниз по винтовой бодренькой рысцой:
– Озолотим, озолотим, вот те крест.
– Его на вас нет и не было. Везите всё, завтра начну ваять!
Побежал искать соавтора, разыскал в грустном виде.
– Слушай, работа есть! Болванов лепить и лить, нет, одного болвана, а остальные – мудрецы!
Закипела работа. Лепим, лепим день и ночь. Бюсты, бюсты, волосы и бороды, все кучерявые, со взглядом из-под бровей, все умные, лбы в обхват. И «усатый» на полу, иногда мочусь на него, чтобы не сохла быстро глина. Встречно предложили фонтан, чтобы струя била вверх, радугой многоцветной. Кипит работа, формуем и льем.
На вечерней заре, с овчаркой на поводке идет и входит некто. Собака, на нас ученая, сразу на дыбы.
– Фу, пока не трогать! Фу! Кому сказал!
В нашу творческую мастерскую вслед за овчаркой вошло «всевидящее око». Двумя черными точками под нависшими бровями, в мгновение все было насквозь просверлено и изучено. Бездушные, холодные и жестокие две точки, два «зеркала человеческой души» просветили наши внутренности до ануса, ум и сердце – до неведомых глубин. Все существо стоящего против нас «существа» говорило о том, что оно презирает чужую жизнь и смерть во имя счастья всего человечества. Это был рыцарь без страха и сомнений, это был начальник КГБ Интлага полковник Жолтиков. Так он нам представился, не протянув руки. Его две черные точки продолжали нас изучать, как изучает ученый под микроскопом зловредный вирус.
– Лепите и льете? – спросил полковник, бросив взгляд на повсюду стоящих «мудрецов».
– Пока лепим и формуем, – ответил я, в свою очередь, изучая сей зловредный микроб, несущий в себе ненависть и неизбежность того самого, что начертано на кумачовых полотнищах аршинными буквами.
Полковник стоял, я бесцеремонно сел и закурил, предложив ему сделать то же.
– Вам известно, что вы не имеете права лить без присутствия представителя от органов?
– Нет, полковник, а почему?
– Мало ли что можно заложить в литье.
– А что именно? – полюбопытствовал я, прекрасно понимая, что он имеет в виду.
Два черных зеркальца обожгли меня, как обжигает пуля. Они не посмотрели, а стрельнули автоматной очередью. Он понял, что я издеваюсь.
– Я не обязан вам все объяснять. А вы обязаны выполнять то, что я сказал.
Еще раз его глаза выстрелили.
– За что вы осуждены?
– За язык, товарищ полковник! Всего-навсего за язык!
– Язык – это мысль, а мысль – это сущность.
– Тогда я за сущность!
Пока шел наш диалог и я много раз был расстрелян, собака полковника тщательно обнюхивала мудрецов, стоящих повсюду. Обнюхав барельеф «корифея», от которого попахивало мочой, она, по своей кобелиной сущности, подняв ногу, писнула на него, очень метко. Полковник смутился и резко дернул поводок. «Фу!» – крикнул он, оборвав окриком неоконченное.
– Да оставьте его, пусть уж до конца, все равно мочить: глина быстро сохнет.
Я был пригвожден к стене его взглядом.
– Ну, мне пора! Я оторвал вас от работы. Когда начнете лить, сообщите.
– Да не торопитесь, товарищ полковник, мы очень рады.
Полковник обернулся ко мне и, посмотрев в упор, процедил:
– Знаем мы вашу радость!
Резко повернулся и вышел.
На усах «корифея» подсыхала собачья моча. Отформовав, мы приступили к отливке. Тип, присланный следить за тем, чтобы мы, Боже упаси, не вложили в «мудрецов» антисоветской пропаганды и агитации, зорко следил за каждым нашим движением. Чтобы ускорить процесс, мы во чрево их заталкивали пустые бутылки, консервные банки, в общем, все, что можно было впихнуть.
Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.