Милосердие смерти - [66]

В то время каноны анестезиологии были прописаны с учетом максимального предотвращения различных осложнений. Выполнение этих правил позволяло избегать множества опасностей.

Сейчас, в нашей ситуации, было нарушено основное правило. Надо было что-то предпринимать.

– Владимир Васильевич, я не смогу провести зонд в желудок, – сказал я. – Интубационная трубка десятого размера, и она перекрывает частично пищевод. Может быть, вы войдете в брюшную полость, осторожно вскроете желудок через небольшой разрез и выпустите воздух? После этого вы спокойно продолжите операцию.

– А может быть, ты, Артем, не будешь меня учить? Ты своим куриным мозгом подумай, что через этот разрез выйдет не воздух, а польется все дерьмо – в брюшную полость. Тогда парню точно лечиться от перитонита. Но самое главное – мы не знаем, что у него в животе. Может быть, уже сейчас развивается катастрофа.

– Владимир Васильевич, судя по показателям, в брюшной полости ничего катастрофического не происходит.

– Вызывай Славика, – скомандовал Башлыков. – Он точно во всем разберется. А вы… валите оба в рентгенологи. Мне с такими… работать нет никакой радости.

Я тихо спросил Алексея:

– Ты точно опорожнял желудок перед операцией?

– Ну конечно, я перед вводным наркозом заставил его проглотить зонд, желудок был пуст.

Я думал о том, что если приедет Слава, то он меня смешает со всей грязью Хакасии и Горной Шории и потом еще растрезвонит на всю область, какой я осел. Обязательно расскажет на кафедре и подтвердит правильность решения не оставлять меня в Кемерово. Нет, надо было самому выходить из ситуации и принимать решение.

Анестезистке Надежде и Семенчихину я тихо сказал приготовиться к переинтубации. Все было готово. Я увеличил кислород до ста процентов, пять минут повентилировал и начал экстубацию. Но как только я вытащил интубационную трубку, из трахеи и из желудка фонтаном хлынул поток застойного, зловонного содержимого, полностью заполнив ротовую полость. Отсос не справлялся с таким количеством рвотных масс, пациент начал синеть. Времени уже точно не было. Я с первой попытки провел зонд в желудок, заинтубировал трахею. Провентилировав несколько минут чистым кислородом, мы начали санацию и лаваж легких[7] раствором соды. Естественно, живот опал. Володя спокойно начал ревизию брюшной полости. Мы не следили за ходом операции и были полностью поглощены попыткой предотвратить развитие одного из самых страшных осложнений в анестезиологии, а именно синдрома Мендельсона. Ситуации, когда кислое содержимое желудка попадает в щелочную среду трахеи и бронхов и вызывает спазм капилляров и более крупных сосудов легких. При этом кислород прекращает поступать в организм, а углекислый газ накапливается и не выводится. Человек умирает от недостатка кислорода на фоне блока легких. Попытки размыть легкие раствором соды, введение больших доз гидрокортизона и преднизолона несколько выровняли ситуацию.

Настроение Башлыкова стало абсолютно спокойным, он уже по-доброму шутил, обещал не насиловать Алексея, хотя и продолжал обзывать всякими словами. Меня хвалил и говорил, что упоминание Славика действует на меня магическим образом и что теперь он знает, как вдохновлять меня на подвиги: он будет постоянно носить с собой портрет Славы, и как только ему что-то не понравится в моем поведении, он будет совать эту карточку мне в лицо.

В животе ничего не обнаружили. Володя еще раз промыл брюшную полость и начал послойно ушивать.

– Артем, у вас все нормально? Кровь в ране темновата.

У нас было все плохо. Несмотря на промывание легких, развивался синдром Мендельсона[8]. Стало снижаться давление, появился тотальный цианоз. Подключили адреналин, повысили дозу гормонов… Остановилась моча – начали отказывать почки. Артериальное давление продолжало снижаться.

– Ребята, у парня, наверно, была какая-то спайка, но мы ее не обнаружили, – сообщил Башлыков. – Видно, при входе в брюшную полость мы ее ликвидировали. Так что парень через десять дней после снятия швов вернется в часть. Повезло.

У нас все плохо, парень сейчас в критическом состоянии.

На нас не было лица. Я прекрасно понимал, что наш несчастный солдатик погибает.

– Владимир Васильевич, у нас все плохо. Мы получили аспирацию желудочного содержимого в легкие при переинтубации. Развился синдром Мендельсона с блоком легких. Парень сейчас в критическом состоянии, и мы пока не справляемся с ситуацией.

Башлыков стал сразу серьезным.

– Моя помощь вам нужна? Что мы можем сделать?

– Делаем все, что можем. Но пока все безрезультатно.

– Так, хорошо. Вы сможете снять его со стола и перевести в реанимацию?

– Да, сможем.

– Если что нужно из медикаментов, говорите. Я сегодня дежурю с вами. Сейчас найду Лешковского, он вам поможет.

Мы перевели солдатика в реанимацию. На аппарате искусственной вентиляции ему не становилось лучше. На предельных дозах адреналина систолическое артериальное давление выше 60 не поднималось. Почки не работали, моча не выделялась. Кожные покровы были резко цианотичные. Тахикардия постепенно перешла в брадикардию.

Через два часа после операции наступила первая остановка сердца. Через 20 минут реанимационных мероприятий сердце удалось завести.