Мило - [29]

Когда Киприан пришел на набережную, он, видимо, обрадовался, увидев Мило. С собой он принес колоду карт.

— Давай назначим ставку, — объяснил он. — Ну, например, пять су. Каждый из нас будет открывать одну карту, и тот, кто откроет более крупную, получит пять су.

Мило не возражал. Они уселись на каменном парапете лестницы, соединявшей набережную с дамбой. Киприан быстро убедился и даже вроде бы огорчился, что Мило не умеет тасовать карты, и поэтому вызвался делать это сам.

Счастье, казалось, снова улыбнулось новичку, который раз за разом выиграл небольшую сумму, и Киприан без всякого труда уговорил его увеличить ставки. Ставки увеличили, и за три кона Мило проиграл франк, затем отыграл его, а потом за два захода спустил целых четыре франка. Охваченный тревогой, он все-таки продолжал игру в надежде отыграться. Но его ничтожные выигрыши никак не покрывали новых проигрышей.

Наконец он заметил, что Киприан не всегда честно открывает карту. Казалось, будто пальцы его быстро ощупывают карту, отыскивая на ней какую-то метку, а когда ему приходилось открывать карту первому, он каждый раз брал верхнюю в колоде. Мило вдруг прозрел и понял, почему Киприану так хотелось самому тасовать!

— Больше я не играю! — крикнул он с дрожью в голосе. — Ты жульничаешь!

— Это я жульничаю?! — протянул Киприан. — Ну-ка, повтори, что я жульничаю!

Сунув карты в карман, Киприан встал с угрожающим видом.

— Да, ты жулик!

Киприан ударил его по щеке. Мило, не удержавшись, бросился на него. Они сцепились в клубок, и Мило, оказавшийся внизу, получил несколько сильных затрещин.

Проходивший мимо таможенник прекратил баталию, и Мило со слезами на глазах удалился. Но он был слишком горд, чтобы жаловаться.

Немного погодя он убедился, что подлый Киприан выиграл у него двенадцать франков.

ГЛАВА XXXVII

На этот раз удрученный Мило нуждался в утешении. Не раздумывая, он сразу же отправился к мадам Сольес, которая сидела на своем обычном месте, возле окна, и шила.

Уже по его расстроенной физиономии, по тому, как он поздоровался, она поняла, что Мило сильно не по себе, и взволновалась:

— Боже мой, что случилось? Почему ты повесил голову?

Мило рассказал ей о своих бедах: как его выставили из таможенного зала, как напрасно он бегал потом в гавань Мадрач, и в заключение поведал о злосчастном приключении с Киприаном.

Вздохнув, мадам Сольес покачала головой:

— Спасибо хоть, что он не отнял у тебя все деньги с кошельком в придачу!.. Впрочем, это и наша ошибка: нельзя было позволять тебе бегать где придется. Но ты, ей-богу, кажешься таким серьезным и смышленым мальчишкой! Кто же мог подумать, что ты примешься играть в карты и драться с разными проходимцами, которые вечно околачиваются у порта или у вокзала? Боже мой, если бы знала об этом мадам Лепре!

Мило просто умолил мадам Сольес никому не рассказывать о его похождениях: ни тетушке Ирме, когда она будет ей писать, ни Одиберам.

Ему казалось, что Одиберы осудят его более сурово, чем мадам Сольес. И осудят потому, что вся их жизнь проходит в трудах и заботах, а сама мадам Одибер — воплощение порядка и экономии.

— А где же ты завтракал? — спросила у него мадам Сольес. — Ах да, в этом маленьком павильончике в порту? И кого же ты обслуживал? Ведь там, среди грузчиков, полно таких типов, которые готовы пустить в ход нож!

— Те, которым я носил вчера бутерброды, хорошие парни, — уверил ее Мило, — а сегодня я ничего и никому не носил.

— Почему?

— Потому что… — пробормотал Мило, — потому что нечего было носить…

— Тогда почему ты не пришел завтракать к Одиберам?

— Мне не хочется быть в тягость и вам и им, — тихо признался мальчик. — В этом павильончике я купил сегодня два бутерброда. О, я здорово наелся! А хозяйка дала мне еще и яблоко.

Рассказав всю правду, он испытывал огромное облегчение, но ему хотелось, чтоб мадам Сольес никому не рассказывала о его признаниях.

Всплескивая руками, добрая старуха то и дело причитала: «О боже мой!» — и в конце концов разразилась неудержимым хохотом:

— Послушай, малыш, а ты еще совсем ребенок и ведешь себя как младенец. У тебя добрые намерения, но ты напоминаешь мне глупого птенца, которому хочется выскочить из гнезда и самому добывать пищу. Если уж тебе так хочется до отъезда в Шато-Ренар заняться каким-нибудь делом, мы подыщем тебе что-нибудь подходящее. Это не твоя забота; ты же сам прекрасно видишь, что еще слишком молод. А если ты боишься обременить нас — кстати, приятно слышать об этом, — ты расплатишься с нами позднее, когда сам станешь зарабатывать. Вот так-то, дружок! Я открываю тебе кредит до совершеннолетия! Но я не желаю, чтоб ты бегал в порт к прибытию пароходов и приставал к пассажирам, словно маленький нищий. Чтобы таскать багаж и провожать иностранцев, найдутся другие — разве мало на свете крепких и хитрых ловкачей, которым ты и в подметки не годишься? Я скажу мужу, чтоб завтра он ненадолго взял тебя к себе на работу. Ему, разумеется, надо навести порядок в ящиках… Но погоди-ка!.. Слышишь? Это Титен и Роза возвращаются из школы. Подымись вместе с ними, а то их матери надо уходить. Если же ты побудешь с ними, она уйдет с легким сердцем.