Миллионы женщин ждут встречи с тобой - [18]
Пик моих страданий пришелся на тот день, когда я решил изобразить попытку самоубийства. Очень умно, ничего не скажешь.
Я остался ночевать у друга. Он терпеливо слушал, как я распускаю нюни и плачу о Бриони, а потом мы уснули прямо на полу. Наутро, когда я очнулся, его уже не было дома. Что ж, неудивительно. Лежа на полу с пепельницей под носом, я ощутил всю «безбрионность» своей жизни.
И просто-таки помешался на идее «самоубийства». Оно докажет Бриони, как сильно я ее люблю, как истинно и благородно мое чувство. И она тут же ко мне вернется. Проще пареной репы.
С завидной решимостью я принялся искать лезвия. Настоящих лезвий не нашел, поэтому вскрыл биковскую бритву и пару раз царапнул запястье.
Стало больно. Поэтому я прекратил, но тут же понял, что одна царапина вряд ли произведет на Бриони впечатление, и сделал еще несколько. Показались первые капли крови, меня замутило.
«Вот так», — подумал я, уставившись на эти более или менее заметные царапины. Сгодится. Теперь Бриони точно будет моей. Замотав руку тряпкой, я вышел в серую зиму, запрыгнул в автобус и поехал в универ. Но вместо того, чтобы пойти на пары, заглянул в медпункт. Сперва медсестра в ужасе уставилась на мою руку, затем, стерев запекшуюся кровь с «раны», сочувственно посмотрела мне в глаза и произнесла:
— Не так уж и плохо.
— В каком смысле?! — выпалил я. Неужели все мои мучения псу под хвост?
— Ну… — Медсестра была очень симпатичная, молоденькая, на пару лет старше меня. Она склонилась над моим запястьем, потом улыбнулась и сказала: — Швы накладывать не надо. Само заживет.
Ничего себе! Прямо скажем, мне было неприятно это слышать. Я угрюмо посмотрел на свидетельство моего «самоубийства».
Тишина. Мы оба молчали. Сестра задумчиво хмурилась, как будто сосредоточенно о чем-то размышляла. И, наконец, придумала:
— Хочешь, я сделаю тебе повязку?
Я с надеждой поднял на нее глаза:
— А что, можно?
На следующее утро я стоял с перевязанной рукой во дворе университета и поджидал Бриони. Я знал, что в этот день у нее занятия в странном, похожем на обсерваторию корпусе, стало быть, она обязательно пройдет по двору около полудня.
В полдень из-за угла вынырнула маленькая, темная и чуть сгорбленная фигурка Бриони в зимнем пальто. Она показалась мне очень сексуальной посреди огромного университетского двора. Голые ножки в высоких сапогах… Бриони несла книги и, как настоящая отличница, торопилась на пару. Я же гордо устроился на ступенях, выставив напоказ забинтованную руку.
Она меня не заметила, поэтому я ее окликнул. Тогда Бриони сделала безразличное лицо, а потом… улыбнулась. Не знаю почему. Но меня это приободрило. И я пошел вниз по ступеням, испытывая благородную боль в груди. Несмотря на февральский мороз, рукав моего пальто был закатан, чтобы Бриони увидела повязку — неопровержимый довод в пользу ее возвращения, свидетельство моей безграничной любви и попытки самоубийства.
Она посмотрела мне в глаза. В мои любящие и отчаянные глаза. На всякий случай я приподнял руку.
Бриони помолчала немного, а потом крикнула:
— Черт, когда ты оставишь меня в покое?! Идиот!
С этими словами она развернулась на каблуках и пошла в обсерваторию. Несколько секунд я просто стоял на лестнице и тупо глядел на свою забинтованную руку. Потом немного отодвинул повязку и увидел белесые царапины. Они уже заживали, через несколько дней от них не осталось бы и следа.
Подойдя к воротам, я сорвал повязку и выбросил в урну.
Примерно тогда мне и полегчало. Труднее всего пришлось в первые три месяца — говорят, это норма для отношений, которые длились полтора года. Конечно, я грустил о Бриони гораздо дольше, однако такой безысходности и отчаяния больше не испытывал. А шесть месяцев спустя сбрил усики.
Итак, что же происходит со мной теперь? Когда ушла Лиззи? Грусть длится четыре часа. К обеду я уже почти в норме — пора вернуться к интернет-знакомствам. И на этот раз я буду беспощаднее.
Chinalady5 «также доступна в цвете»
Следующие несколько недель я хожу на свидания, которые ни к чему не приводят. В корейском ресторанчике района Примроуз-Хилл я ужинаю с грудастой тридцатилетней архитекторшей. Она с порога заявляет, что очень счастлива, ведь буквально два дня назад познакомилась с мужчиной своей мечты. Я спрашиваю, зачем мы тогда встретились, на что она отвечает, что «все равно решила заскочить». Понятия не имею, к чему все это. Полвечера она, хихикая, эсэмэсничает со своим ухажером, при этом поглядывает на меня и краснеет.
Мы делим счет пополам.
Второе свидание — с умной и симпатичной иранкой, студенткой Кембриджа. Я веду ее в бар, где она заявляет, что все мужчины — вруны и слабаки. Однако любезно позволяет покупать ей выпивку. После двухчасового мизантропического монолога она изрекает: «Полагаю, ты хочешь записать мой номер». Сперва я хочу ответить «да» (все-таки она очень хорошенькая), но потом меня охватывает внезапный гнев за все мужское население Земли — согласен, пусть мы уроды, но кто еще будет убивать пауков в ванной? — и я говорю «нет». Она смеряет меня изумленно-презрительным взглядом и быстренько сваливает. Уф…
Это — роман. Роман-вхождение. Во времена, в признаки стремительно меняющейся эпохи, в головы, судьбы, в души героев. Главный герой романа — программист-хакер, который только что сбежал от американских спецслужб и оказался на родине, в России. И вместе с ним читатель начинает свое путешествие в глубину книги, с точки перелома в судьбе героя, перелома, совпадающего с началом тысячелетия. На этот раз обложка предложена издательством. В тексте бережно сохранены особенности авторской орфографии, пунктуации и инвективной лексики.
Повесть «Винтики эпохи» дала название всей многожанровой книге. Автор вместил в нее правду нескольких поколений (детей войны и их отцов), что росли, мужали, верили, любили, растили детей, трудились для блага семьи и страны, не предполагая, что в какой-то момент их великая и самая большая страна может исчезнуть с карты Земли.
«Антология самиздата» открывает перед читателями ту часть нашего прошлого, которая никогда не была достоянием официальной истории. Тем не менее, в среде неофициальной культуры, порождением которой был Самиздат, выкристаллизовались идеи, оказавшие колоссальное влияние на ход истории, прежде всего, советской и постсоветской. Молодому поколению почти не известно происхождение современных идеологий и современной политической системы России. «Антология самиздата» позволяет в значительной мере заполнить этот пробел. В «Антологии» собраны наиболее представительные произведения, ходившие в Самиздате в 50 — 80-е годы, повлиявшие на умонастроения советской интеллигенции.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...
1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.
Самобытный, ироничный и до слез смешной сборник рассказывает истории из жизни самой обычной героини наших дней. Робкая и смышленая Танюша, юная и наивная Танечка, взрослая, но все еще познающая действительность Татьяна и непосредственная, любопытная Таня попадают в комичные переделки. Они успешно выпутываются из неурядиц и казусов (иногда – с большим трудом), пробуют новое и совсем не боятся быть «ненормальными». Мир – такой непостоянный, и все в нем меняется стремительно, но Таня уверена в одном: быть смешной – не стыдно.
Все прекрасно знают «Вино из одуванчиков» — классическое произведение Рэя Брэдбери, вошедшее в золотой фонд мировой литературы. А его продолжение пришлось ждать полвека! Свое начало роман «Лето, прощай» берет в том же 1957 году, когда представленное в издательство «Вино из одуванчиков» показалось редактору слишком длинным и тот попросил Брэдбери убрать заключительную часть. Пятьдесят лет этот «хвост» жил своей жизнью, развивался и переписывался, пока не вырос в полноценный роман, который вы держите в руках.
Впервые на русском — второй роман знаменитого выпускника литературного семинара Малькольма Брэдбери, урожденного японца, лаурета Букеровской премии за свой третий роман «Остаток дня». Но уже «Художник зыбкого мира» попал в Букеровский шортлист.Герой этой книги — один из самых знаменитых живописцев довоенной Японии, тихо доживающий свои дни и мечтающий лишь удачного выдать замуж дочку. Но в воспоминаниях он по-прежнему там, в веселых кварталах старого Токио, в зыбком, сумеречном мире приглушенных страстей, дискуссий о красоте и потаенных удовольствий.
«Коллекционер» – первый из опубликованных романов Дж. Фаулза, с которого начался его успех в литературе. История коллекционера бабочек и его жертвы – умело выстроенный психологический триллер, в котором переосмыслено множество сюжетов, от мифа об Аиде и Персефоне до «Бури» Шекспира. В 1965 году книга была экранизирована Уильямом Уайлером.
Иэн Макьюэн. — один из авторов «правящего триумвирата» современной британской прозы (наряду с Джулианом Барнсом и Мартином Эмисом), лауреат Букеровской премии за роман «Амстердам».«Искупление». — это поразительная в своей искренности «хроника утраченного времени», которую ведет девочка-подросток, на свой причудливый и по-детски жестокий лад переоценивая и переосмысливая события «взрослой» жизни. Став свидетелем изнасилования, она трактует его по-своему и приводит в действие цепочку роковых событий, которая «аукнется» самым неожиданным образом через много-много лет…В 2007 году вышла одноименная экранизация романа (реж.