Миллионы Стрэттон-парка - [15]

Ему никак не сиделось на месте. Он зашагал по просторной комнате из угла в угол, то и дело бросая на меня свирепые взгляды.

С висевших на стенах портретов в золотых рамах на нас взирали важные персоны, которые, наверное, были первым и вторым баронами, и взгляд их абсолютно ничего не выражал. Свет шел от свисавшей с потолка витой бронзовой люстры с множеством лампочек-свечек под колпаками из матового с рисунком стекла. На длинном полированном серванте красного дерева стояли небольшие часы в деревянном корпусе, по обе стороны часов высились вазы с высокими горлышками, все в этой комнате напоминало о той атмосфере основательности, которая десятки лет поддерживалась здесь старым лордом.

Ни намека на дневной свет, никаких окон.

Рядом с Конрадом сидела прямая, как палка, старая леди, о которой нетрудно было догадаться, что это Марджори Биншем, собравшая всех за этим столом. Сорок лет назад, в день свадьбы моей матери, она мрачно смотрела в объектив фотоаппарата, словно улыбка могла повредить ее лицевые мускулы, и, казалось, ничто не изменилось за прошедшие годы, она осталась такой же бесстрастной. Теперь, когда ей давно перевалило за восемьдесят, она отличалась все еще острым умом и несгибаемым характером, носила черное платье в мелкую складку-плиссе с белым, как у духовного лица, воротничком.

Я был несколько удивлен, когда заметил, что она смотрит на меня скорее с любопытством, чем с неприязнью.

— Миссис Биншем? — обратился я к ней с другого конца комнаты. — Миссис Марджори Биншем?

— Да, — один-единственный слог прозвучал резко, обрубленно сухо, выражая только подтверждение информации.

— А я, — произнес человек, который еле сдержал ухмылку, — я Дарлингтон Стрэттон, более известный как Дарт. Мой отец сидит во главе стола, сестра Ребекка — справа от вас.

— В этом нет никакой необходимости, — рявкнул на него откуда-то из-за Конрада Кит. — Ему не нужны никакие представления. Он сейчас же покинет комнату.

— Да перестань ты вышагивать, Кит, и сядь, — приказным тоном отчеканила миссис Биншем. — Мистер Моррис прав, он присутствует здесь на законном основании. Взгляни в лицо фактам. Уж если ты не в состоянии выставить этого человека, ты можешь не замечать его присутствия.

Прямой взгляд упирался в меня, а не в Кита. У меня невольно задвигались губы, страшно хотелось ухмыльнуться. Не обращать на меня никакого внимания, игнорировать меня было для них сверх сил.

С серьезным лицом, хотя глаза его озорно заблестели, Дарт невинным голосом спросил:

— Вы знакомы с Ханной, вашей сестрой?

Сидевшая по другую сторону от Конрада женщина затряслась от возмущения.

— Какой он мне брат. Он совсем не брат мне.

— Сводный брат, — проговорила Марджори Биншем с той же самой холодной упрямой последовательностью смотреть фактам в лицо. — Ты можешь морщиться сколько тебе угодно, но, хочешь ты этого или не хочешь, ты не в силах ничего изменить. Так что остается только не замечать его.

Для Ханны, как и для Кита, такой совет был невыполнимым. К моему облегчению, моя сводня сестра совсем не походила на нашу общую мать, чего я так боялся. Я боялся увидеть ненавидящие меня глаза, взирающие с зеркального отражения любимого лица. Она походила на Кита, такая же высокая, светловолосая, с хорошей фигурой и в данный момент с таким же побелевшим от ярости лицом.

— Как вы посмели! — ее всю трясло. — У вас есть совесть?

— У меня есть акции.

— А не должно бы! — взорвался Кит. — И с какой это стати понадобилось отцу давать Мадлен акции, я так и не пойму.

Я воздержался от того, чтобы указать ему, что он великолепно знает, почему. Лорд Стрэттон дал акции Мадлен, своей невестке, потому, что знал причину, по которой она ушла от Кита. После смерти матери, разбирая ее бумаги, я нашел старые письма от ее свекра, в которых он писал, что очень сожалеет, очень ее уважает, о том, что позаботится, чтобы она не чувствовала финансовых затруднений, не страдала из-за денег, так как пострадала физически. Примирившись с поведением своего сына на людях, для света, он от себя лично не только дал ей акции «на будущее», но и выделил крупную сумму, на проценты от которой она могла безбедно существовать. За это она обещала никогда не рассказывать о поведении Кита и, главное, не трепать имя Стрэттонов в позорном бракоразводном процессе. Старик писал ей, что понимает, почему она отказалась от Ханны, появившейся на свет в результате «сексуальных приставаний» его сына. Он писал, что позаботится о ребенке. Он желал моей матери «всего самого лучшего».

Развелся с моей матерью позже сам Кит — за нарушение супружеской верности с пожилым иллюстратором детских книг Лейтоном Моррисом, моим отцом. За этим последовал счастливый брак, продлившийся пятнадцать лет, и только на пороге смерти от рака мать заговорила о Стрэттонах и во время бесконечных бессонных ночей раскрыла мне душу, рассказав о своих страданиях и преклонении перед лордом Стрэттоном. Только тогда мне стало известно, что я получил образование на деньги лорда Стрэттона и окончил архитектурный колледж тоже за его счет.

После ее смерти я написал ему письмо с благодарностью за все, что он для меня сделал. Я до сих пор храню его ответ.