Миллионы, миллионы японцев… - [44]
Возможно, исполнялся вовсе не каппоре, но на мой вопрос никто из присутствующих и даже сами исполнители не могли дать точный ответ.
После представления мы все же немного поговорили — не могли же мы сразу разойтись!
Жюльетт Греко-45 доказала, что ее тонкое лицо не обманывало: она велела заменить мое сакэ на виски, подождала, пока я промочу горло, и заговорила о Жюльене Сореле, Фабрицио дель Донго, Люсьене Левене и Стендале-сан…
Этого было достаточно, чтобы толкнуть меня на сочинение куплета. Я указал пальцем на гейшу в красивом кимоно и пропел:
Мы говорили об этом цветке праздника всех святых, символизирующем у японцев радость, счастье и жизнь.
— Главное, не смотрите на меня, мадемуазель Хризантем! Я читаю смерть, я читаю свою смерть в ваших глазах! Мне страшно…
Моя шутка прошла незамеченной. Теперь я думаю, что, пожалуй, так оно и лучше.
Тем не менее я сделал вторую попытку пошутить и, вспомнив предупреждения Темпи о том, что у японцев отсутствует чувство юмора («Предупреди, что надо смеяться»), принял меры предосторожности:
— Послушайте, я расскажу вам забавную историю. Я думаю, вам будет смешно.
Они уселись поудобнее (если можно сесть поудобнее на коленях) и насторожились. Прежде чем начать, я решил для храбрости выпить и, протянув стакан, попросил:
— Налейте-ка мне, пожалуйста, еще виски.
Они хором рассмеялись и несколько минут хохотали до упаду.
Когда они успокоились, я, набравшись храбрости, наконец рассказал свою забавную историю. Они слушали меня внимательно, невозмутимо, со своей обычной улыбкой, понимающей и чуть грустной.
Вечер с гейшами закончился разговором о смерти… И подумать только, некоторые полагают, будто это веселые вечеринки! Присутствующие дамы выразили желание умереть как можно скорее.
— Право, я очень устала жить, слишком много горя я видела на своем веку, — заявила Греко, знавшая Стендаля.
— Все женщины таковы! — презрительно сказал мне японец..
(На гейш мне хватило двух станций. Следующая станция — наша. «Приехали!» — повторяет мадам Мото, засунув нос в сумку в поисках билетов… Приехали! Но куда?)
2. На ступеньках дворца
22 часа
У мистера Коята Кояма, в деревне X., возле города X., перед тем как уснуть
Всю ночь слышалось приятное журчание воды. Вдоль улочек бегут ручьи, пересекающие дворы маленьких ферм; крошечные ручейки покрывают долину сетью потоков, то медленных, то быстрых. Шум струящейся воды в доме объясняется тем, что мистер Кояма принимает ванну.
Ночной ветерок привычно шумит в ветках садика, скрипит ствол. Две совы перекликаются с одного края долины на другой. Я глотаю запахи земли и деревянных досок, с наслаждением потягиваюсь.
На вокзале X. мы взяли такси и проехали через город, красочный и оживленный, как один из кварталов Токио. После нескольких километров разбитого шоссе мы выехали на проселок, заканчивающийся на маленькой площади деревни X.
Фермы представляют собой домишки с соломенными крышами. Мистер Кояма, крепкий, стройный старик, — столяр. Он мэр деревни (если я правильно понял). Кажется, он дядя мадам Мото и ее благодетель.
— Он очень, очень милый, он дает мне много денег всегда, когда мне надо, он дает много денег, правда, он милый?
Такая щедрость кажется невероятной, настолько бедно выглядит дом, хотя по сравнению с соседними домами он производит впечатление процветающего.
Мистер Кояма работает со своим старшим сыном и тремя деревенскими парнями. Стружки, опилки распространяют аромат, который не требует объяснений. Японские столяры не толкают рубанок от себя, а тянут к себе, всякий раз осматривая предмет и поглаживая его поверхность. Они работают с явным удовольствием, испытывая физическое наслаждение от самого процесса труда и гордясь тем, что в этой стране, где все из дерева, они самые нужные люди. В их изделиях нет ни гвоздей, ни винтов, ни шарниров, словно тут избегают соединять железо с деревом. Дерево скрепляет дерево штырями, дерево раздвигает дерево клиньями.
Мои руки непроизвольно подхватывают снизу раму, пальцы гладят отполированные наждаком прожилки, очерчивают контуры извилин, выявившихся при полировке. Здесь больше двадцати различных инструментов, разложенных по исстари заведенному порядку. Стамески, рубанки, пазовки, долота, рашпили, тесла, фальцы, скребки, зубила, цикли, продольные и поперечные пилы, инструмент для полировки, струпцины, лекала незнакомых мне форм. Горшки с краской, банки с лаком не перебивают запахов натуральной древесины. Я бы охотно пробыл тут недели, прошел целую школу, никогда не покидал бы этого главного храма Японии, светлого и чистого.
Кошка мяукает, собака тявкает, где-то поблизости кудахчут куры, курлычет индюк. Жители деревни волочат свои гэта по утрамбованной земле улочек вдоль малюсенького ручья, постукивают обувью-скамеечками по плоским камням, выложенным на таком же расстоянии один от другого, как камни в броде, с блаженной беззаботностью пересекают дворики. Будущее им не страшно: все зависит от древесины, а по склонам долины растут прекрасные деревья.
