Миллион в лохмотьях - [45]

Оставив своих ребят в здании, Лев велел им ждать официального разрешения на арест документации фонда. Всех в здание впускать и никого не выпускать, в общем, все как обычно. Сам же поехал в Управление. Связался с коллегами из Краснодара, дал ориентировку на Мерцхулаву, включая номер и марку личного авто. Краснодарские ребята ориентировку приняли, после чего Гурову оставалось только ждать. Буданова он отправил домой, предупредив, чтобы тот ждал вызова.

В ожидании, как известно, время тянется очень медленно. К часу дня Лев успел перебрать в уме все возможные и невозможные выходы на Мерцхулаву. В это же время вышел на связь капитан Жаворонков. Как только он начал доклад, Лев сразу понял, какую непоправимую ошибку совершил, не проверив перед сном память телефона.

Оказалось, что звонил Жаворонков с очень важной новостью. Пришел ответ от телефонной компании, обслуживающей дом Димарика. Получив список звонков, Жаворонков проявил инициативу и пробил номера за месяц, благо было их не так много. Последний звонок Димарику поступил в шесть вечера с номера телефона, принадлежащего благотворительному фонду «Рука помощи». А до этого на номер фонда дважды звонил сам Димарик.

Версия Гурова подтверждалась: Димарик сложил два и два, получил положенные четыре и начал действовать. Его активность привела к тому, что он сам навлек на себя беду. Он оказался реальной угрозой для людей, которые шутить не любят и подставлять себя не собираются. Димарик не сумел верно оценить ситуацию, не понял, насколько велика угроза, и рядом не оказалось человека, который бы подсказал, что не стоит играть с огнем.

Вот когда Гуров понял, что именно не давало ему покоя после слов жены, брошенных спросонья: не сделал вечером, а утром может быть уже поздно. Если бы он не отложил на утро визит к Мерцхулаве, все равно не успел бы спасти Вертянкина, но, возможно, лишил бы преступника шанса скрыться. Если бы ему удалось убедить генерала задержать Мерцхулаву днем, тогда и жизнь Вертянкина оказалась бы вне опасности.

Теперь же оставалось только подчищать собственные огрехи. По словам секретарши, Мерцхулава объявил о своем отъезде как раз в тот день, когда ему позвонил Димарик. Как Вертянкин вышел на Мерцхулаву? Вряд ли его мозг, затуманенный парами алкоголя, был способен выстраивать логические цепочки и просчитывать последствия тех или иных действий. Так каким образом он пришел к выводу, что директор фонда причастен к смерти Кудряшова?

Хотя, возможно, он позвонил директору вовсе не затем, чтобы обвинить его. Возможно, была другая причина. Выяснить это Гуров мог только у самого Вертянкина, но он был мертв. Теперь же оставалось только гадать или ждать задержания Мерцхулавы и надеяться на его признание.

Ждать не пришлось. Ближе к трем часам дня позвонила Зойка из тридцать седьмого дома и, заливаясь слезами, заявила, что виновна в смерти Димарика и хочет дать показания. Лев хоть и удивился, во встрече Зойке не отказал. Объяснил, где его найти, и пообещал выписать пропуск.

В Управление Зойка приехала при параде: высокая прическа, макияж, стильный брючный костюм и малиновый плащ поверх костюма. Несмотря на экипировку, выглядела она ужасно. Темные круги под глазами просматривались даже через толстый слой тонального крема. Веки припухшие, лицо одутловатое, руки трясутся, и глаза на мокром месте.

– Добрый день, Зоя, – поздоровался Лев. – Присаживайтесь. Чаю хотите?

– А коньячку нет? – спросила Зойка, усаживаясь на свободный стул, и усмехнулась: – Что, полковник, хреново выгляжу?

– Вид у вас нездоровый, – насколько возможно корректно ответил Гуров.

– И у вас был бы нездоровый, если бы вы натворили такое. – Атмосфера кабинета заставила Зойку обращаться к полковнику на «вы».

– Хотите об этом рассказать?

– Боюсь, после моего рассказа я отсюда уже не выйду, – проговорила она и вдруг снова залилась слезами: – Ох, дернул же меня черт за язык! И зачем только я к Димарику поперлась! Сидела бы себе дома, пивко попивала, так нет, любопытство задрало. Нет теперь Димарика, и повинна в его смерти я!

Плакала Зойка минут пять, с чувством, полностью отдавшись этому процессу. Гуров ее не утешал, просто ждал, когда эмоции утихнут. Успокоилась Зойка так же внезапно, как и расплакалась. Вытерла щеки, высморкалась в сомнительной свежести платок и устало улыбнулась:

– Видите, до чего себя довела. Совсем расклеилась, как старая калоша. Да и поделом мне, нечего в чужие дела нос совать. Скажите, меня теперь в тюрьму посадят? Я же вроде как подстрекатель получаюсь.

– Не стоит делать поспешных выводов, – произнес Лев и протянул Зойке стакан с водой. – Для начала хотелось бы услышать, что у вас произошло.

– Подставила я Димарика, вот что произошло, – ответила Зойка и начала рассказывать.

В день, когда Гуров, с подачи Зойки, получил возможность допросить Димарика, она не удержалась и пошла его пытать. Ей до смерти было интересно, что он знает про убитого. А кому бы не было интересно? Не каждый день у тебя под носом в людей из пистолета стреляют. Димарик рассказал все, что знал, но Зойке этого показалось мало, и она начала задавать вопросы: когда приходил, зачем приходил, что говорил, что делал.