Миллион миль - [25]

Франция вынесла свою долю испытаний под Дюнкерком. Она потеряла там несколько эсминцев, но даже утром последнего дня эвакуации французские корабли находились возле Па-де-Кале. Я видел, как в 9 утра мимо нас пронесся французский дивизион, направлявшийся к фарватерам Дюнкерка.

Французский торговый флот также славно поработал. Я навсегда запомню бретонские рыбацкие суда — «Сьель де Франс», «Аве Мария Грата Плена», «Жан Антуан» и другие. Они прошли вместе с нами сквозь пламя.

А потом все это рухнуло.

Франция отвергла благородное предложение об общем гражданстве. Власть взял дряхлый и подозрительный Петэн, и великое имя Франции было вмято в грязь гусеницами немецких танков. Адмирал Дарлан продал честь и достоинство и предал морское братство. Французский флот, который практически не пострадал и не понес особых потерь — если не считать эсминцев, — был отправлен в базы африканского побережья и даже за океан на Мартинику.

Французский флот перестал быть нашим союзником как раз в тот момент, когда его помощь была особенно нужна.

Он не был разбит, а просто перестал сражаться. Он не испытал шока битвы, потому что не участвовал в битвах. Это произошло потому, что французское Верховное Командование предпочло использовать свой флот как разменную монету для спасения интересов французских рантье. Флот стал страховым полисом кошельков среднего класса и власти «Двух сотен семейств».

Никогда еще не было столь позорного унижения и столь трусливого бегства. Ни у кого из французских командиров не хватило духа отказаться выполнять позорные приказы и продолжить сражаться.

В Александрии и в английских портах стояло довольно много французских кораблей. Разумеется, мы были вынуждены задержать их. Здесь оказались 3 старых линкора, несколько крейсеров, эсминцев и подводных лодок. Авианосец «Беарн» и один крейсер остались на Мартинике.

Этот флот из нашего союзника превратился в предмет торга. Дарлан в любой момент мог продать его Германии за 30 сребреников. Все, что мы слышали о Дарлане, Лавале и Петэне, подтверждало нашу убежденность — им нельзя доверять. Мы должны были помешать такой сделке. Мы должны были вырвать ядовитые зубы ехидны.

И мы их вырвали.

Оран и Дакар — это не те операции, которыми нам следует гордиться. Они никогда не будут вписаны золотыми буквами в книгу славы Королевского Флота. Однако они были необходимы, более того, — неизбежны. Эти операции следовало провести. Однако они были с любой точки зрения горестными для нас.

В Дакаре и Оране мы решили тяжелую проблему. Мы были совершенно убеждены, что Дарлан продаст свой флот, несмотря на все заверения Поля Рейно, последнего законного премьер-министра Франции.

3 июля Соединение Н, в составе которого первый и последний раз оказались 3 линкора, появилось перед Ораном. В соответствии с имеющимися приказами адмирал Сомервилл передал командиру французской эскадры вице-адмиралу Женсулю наши предложения. Он мог увести свои корабли туда, где их не могли достать немецкие лапы, — в наши порты или на Мартинику. Все эти варианты ничуть не ущемляли чести французов. Мы дали им 6 часов, чтобы рассмотреть наши предложения, а там временем закрыли выход из Мерс-эль-Кебира, поставив там магнитные мины с самолетов.

В 15.40 того рокового дня адмирал Женсуль отказался от наших предложений. Он также отказался затопить или сдать нам свои корабли. Мы были вынуждены открыть огонь.

«Дюнкерк» и «Страсбург» были тяжело повреждены. «Прованс» был потоплен. «Бретань» выведена из строя. Несколько крейсеров, эсминцев и гидроавианосец были потоплены или повреждены.

Мы приняли меры против всех линейных кораблей французского флота, исключая новейший линкор «Ришелье», находившийся в Дакаре, и недостроенный «Жан Бар», который французы отбуксировали в Касабланку.

Но через 5 дней мы нейтрализовали и «Ришелье». Первая «битва» в Дакаре была одним из самых фантастических и удивительных мероприятий всей войны. Мы вывели линкор из строя «вручную», использовав корабельный катер и глубинные бомбы. Торпедоносцы Воздушных Сил Флота закончили дело.

Тяжелые корабли французского флота были потоплены, повреждены или выведены из строя на много месяцев. Дарлан потерял предмет торга в самый критический период войны. Италия и Германия потеряли возможные подкрепления, которые могли помочь им лишить нас господства на море.

Мы выполнили одну из самых тяжелых задач, которые когда-либо ложились на плечи Королевского Флота. Она была решена с максимальным возможным достоинством. Мы показали нашим противникам, что будем вести борьбу совершенно безжалостно, чего от нас не ждал никто — ни враги, ни друзья.

Весь мир аплодировал нам, хотя все сожалели, что мы были вынуждены сделать такие шаги.

И к чести французского флота следует сказать, что часть офицеров осталась верна своим обязательствам. Из тех кораблей, которые были захвачены в британских портах, из моряков, которые остались с нами после Дакара, из французов, которые прибыли к нам со всего мира, началось формирование флота Свободной Франции.

IV

«Файрдрейк» не принимал участия в этих печальных событиях. Он стоял в доке в Клайде, почти в 3000 миль от острова Галита, который является южным стражем входа в Сицилийский пролив. Эсминец должен был поставить заплатки на боевые шрамы, которые он заработал под Нарвиком буквально накануне вступления Муссолини в войну. Когда происходили события в Оране, он возвращался после первого похода в качестве исландского парома. Когда «Ришелье» стал жертвой моторного катера, эсминец снова шел на север.