Миллион миль - [17]

Теперь их обязанностью стало сопровождение галош, которые армия использовала для перевозки людей, техники и боеприпасов из внешних фиордов в Ромбакс-фиорд. Этот залив находился в самом дальнем конце Уфут-фиорда, именно туда бежали германские эсминцы в отчаянной попытке спастись в ходе второй битвы у Нарвика, но оказалось — лишь для того, чтобы затопиться там.

Перерывов в этой работе не выпадало. Эсминцы почти постоянно находились под неопасным, но раздражающим обстрелом. Винтовочные и пулеметные пули сыпались на них с берега без предупреждения и без видимых причин. Нигде фиорд не был достаточно широким, чтобы чувствовать себя в безопасности от такого оружия.

Самым скверным воспоминанием команды стало постоянное недосыпание. Ночью темнота не наступала, поэтому попытаться спать можно было только в нижних отсеках. Но там не было тишины. Впрочем, тишины не было вообще, если не считать короткого промежутка между 2 и 4 часами ночи, когда даже немецкие летчики отправлялись отдыхать.

Спать приходилось урывками, сменяясь с вахты. Люди засыпали, едва успев присесть. В кубриках валялись на койках и столах, даже на холодной стальной палубе. В кают-компании кресла и диваны почти все время были заняты измученными людьми, которые выкроили пару часов подремать, чтобы потом снова бежать на мостик и к орудиям.

Так продолжалось уже 10 дней подряд, с того момента как эсминец прибыл из Ондальснеса. И казалось, что все это будет тянуться бесконечно.

Восстановить все передвижения эсминца в путанице Норвежской кампании просто невозможно. Записи в бортовом журнале представляют собой короткие отрывочные заметки смертельно уставших людей: названия городов, время, упоминания о воздушных атаках и береговых ориентирах. И вот на основании подобных шифрованных заметок пишется история войны.

23 мая они сопровождали галоши, и воздушные атаки в тот день начались рано утром. Немцы наносили удары весь день. Едва заканчивался один налет, как тут же начинался другой. Атаки следовали с такой частотой, что промежутки между ними были едва различимы. Всего немцы предприняли 6 налетов. Вокруг постоянно свистели падающие бомбы и грохотали разрывы. Серебряное зеркало тихого фиорда превратилось в чудовищный лес столбов воды.

Они едва вошли в узости внутренней части Ромбакс-фиорда (она была вряд ли шире входных ворот дока), как 9 немецких самолетов атаковали маленький конвой. Корабли немедленно развернулись и дали полный ход, чтобы выскочить из узостей в более широкий Уфут-фиорд.

Самолеты обрушились на них, с воем пикируя один за другим. Корабли вертелись как могли, используя узкую полоску воды.

Один самолет сбросил бомбы с высоты 2000 футов, другие не рисковали спускаться так низко.

Эсминец открыл огонь по одному самолету, но другим он помешать уже не мог.

Первая серия бомб легла за кормой. Другие взорвались на траверзе, третьи — впереди. Еще одна серия легла почти рядом с бортом.

Они услышали лязг и скрежет рвущегося металла. На палубу обрушилась вода, поднятая взрывом. Люди почти оглохли от этого шума.

Но когда дым рассеялся, брызги улеглись, а шок прошел, выяснилось, что они все еще на плаву. Корабль получил пробоины в машинном отделении, капитанской каюте и каюте старшего механика.

Стармех в это время спал у себя на койке. В изголовье валялась подборка приказов Адмиралтейства по флоту за целый год. Это было полное собрание умных мыслей Совета Адмиралтейства и различных отделов этого почтенного учреждения, с многочисленными советами, просьбами и пожеланиями. Осколок пробил борт и пропорол всю эту кипу бумаги, остановившись буквально на последнем листочке в дюйме от головы стармеха.

В кают-компании это прокомментировали так: «Впервые приказы Адмиралтейства по флоту принесли какую-то пользу».

В кают-компании осколок пробил борт, прошил спинку дивана, прорезал одно из тяжелых кресел, отрикоше-тировал в потолок и пробил его.

Эсминец сохранил эти почетные шрамы на металле даже несколько лет спустя. Кают-компания с удовольствием использовала их, чтобы «брать пеленги». Разве это не конкретное доказательство участия в боях?

Никто не пострадал.

Правда, немного позднее досталось одному квартирмейстеру. Когда примерно через час наступило относительное затишье, он спустился в кубрик и с помощью боцманской дудки изобразил свист падающей бомбы. Получилось чертовски похоже! Но то, что с ним сделали в кубрике, в бортовом журнале не было отражено.

Позднее эсминец был атакован еще 4 самолетами, которые летели ромбом и сбросили свои бомбы одновременно. Корабль ушел от опасности, резко увеличив скорость до 25 узлов и круто отвернув в сторону.

24 мая они вернулись в Харстад, чтобы подлатать повреждения. Но даже там не было отдыха. Заделывать дырки пришлось на ходу, кружась по тесной бухте. Экипаж эсминца и рабочие с плавучих мастерских забивали деревянными пробками мелкие пробоины, приваривали железные листы поверх более крупных, чтобы вернуть корпусу водонепроницаемость до новой стычки.

Топливо пришлось принимать на ходу. Все делалось на ходу. В порту царила постоянная нервозность. Все это было живым воплощением кошмаров, которые постоянно мучают офицеров. Но кошмары стали реальностью.