Миллиардер из Кремниевой долины - [80]
Мои практические опыты в ракетостроении начинались со спичек, обернутых фольгой и установленных на стартовой площадке из скрепки. Я играл со сборным планером Jetex, запуская его с помощью кристаллов нитрата гуадина: мало тяги, зато много шума и дыма. Развлекаясь, мы с Дугом Фуллмером натягивали над дорогой веревку, к которой с одного конца прикрепляли бутылочную ракету с подожженным красным фейерверком. Если мы правильно рассчитывали время, фейерверк вспыхивал над проезжающей машиной, водитель пугался, а мы ныряли в кусты.
Меньше мне повезло, когда я пытался запустить алюминиевую трубку от шезлонга, набив ее смесью цинкового порошка и серы и водрузив на кофейник. Под восхищенным взглядом моего двоюродного брата Криса я поджег топливо. Ракета зашипела, задрожала, потом опрокинулась и расплавилась. Последний мой опыт в духе Вернера фон Брауна проходил в подвале Дуга, где мы пытались изготовить ракетное топливо, «Гремучее бабушкино печенье». Мы расплавили нитрат калия и сахар, используя паяльную лампу отца Дуга вместо бунзеновской горелки. Видимо, мы перестарались, потому что смесь вспыхнула и огонь лизнул потолок. К нашему облегчению, смесь выгорела сама, не спалив дом Дуга. Мы сохранили все в тайне и не повторяли опыт.
Увлечения приходят и уходят, но моя страсть к ракетам продолжалась. В 16 лет я с мамой и сестрой смотрел, как лунный модуль «Аполлона-11» совершает посадку в Море Спокойствия. Через шесть часов мы увидели, как Нил Армстронг идет по Луне. Вечером я вышел на крыльцо, как в день полета Юрия Гагарина, и глядел на бледный диск в небе. «Там наверху ходят люди с Земли», – повторял я с восхищением.
После «Аполлона» НАСА стало использовать беспилотные зонды. Космос потерял печать романтики, но мой интерес не ослаб. Весной 1981 года, в разгар бешеной работы Microsoft над Project Chess, Чарльз Симони предложил слетать во Флориду на первый запуск шаттла «Колумбия». Никто из нас прежде не видел старта живьем; Чарльз на полчаса опоздал к пуску «Аполлона-8», свернув не на то шоссе в Джорджии. Я был обеими руками за, пока мы не сообразили, что старт назначен на пятницу 10 апреля – в этот день должно было состояться первое общее собрание работников компании. Вместо того чтобы присоединиться к ликующей толпе в космическом центре Кеннеди, мы будем торчать в «Ред Лайон Инн» в Белвью.
И вот ирония судьбы: запуск был отложен до воскресенья из-за проблем с программным обеспечением. Мы добрались до дамбы НАСА затемно. В семь раздался раскатистый грохот – это был не просто звук, воздух буквально дрожал. Когда заработал двигатель, мы увидели оранжевое свечение, и я почувствовал жар на лице. Когда «Колумбия» начала подъем и толпа закричала «Пошла!», у меня перехватило горло (со мной всегда так, даже если я смотрю старт по телевизору).
Билл сердился, что мы уехали на выходной, хотя близились сроки сдачи работ IBM. Но я не жалел о поездке. Я видел редкое зрелище; я видел историю.
В сентябре 1996 года я полетел в Мохаве, Калифорния, чтобы встретиться в Бертом Рутаном, президентом Scaled Composites и гением-бунтарем в современной аэрокосмической технике. Высокий широкоплечий Берт носил джинсы. У него была грива седых волос, большие бакенбарды, пустынный загар и взгляд фанатика. Он создал больше тридцати необычных экспериментальных летательных аппаратов, в основном из углепластика, и установил множество мировых рекордов по дальности и продолжительности полета. В 1986 году его «Вояджер» стал первым самолетом, облетевшим вокруг света без посадки и дозаправки.
Берт уже подумывал о сверхзвуковом самолете, который мог бы летать за пределами атмосферы. Через два года, за обедом в Сиэтле, он рассказал о планах пилотируемого суборбитального полета. Берт хотел показать, что не обязательно обладать ресурсами на уровне НАСА, чтобы создать индустрию коммерческого космического туризма и поднимать обычных людей в то же черное небо, какое некогда встретило Алана Шепарда.
Моя цель была проще. Мне хотелось сделать в ракетах то, чего еще никто не делал. И я хотел работать с Бертом, потому что ни одно из его изделий не разбилось во время испытаний. В космических полетах, финансируемых правительством, исторически сложился уровень несчастных случаев – 4 %. Чтобы космический туризм был успешным, риск должен составлять не более одного к пяти тысячам, как на заре авиаперевозок.
У Берта было все, что требовалось: команда первоклассных инженеров и множество успешных наработок плюс аура уверенности, которая отличает великих новаторов. Но пока что нужная конструкция ему не давалась, и наш проект был отложен.
В 1945 году Берта взяли ведущим конструктором летных испытаний на военную авиабазу «Эдвардс», к югу от Мохаве, – именно там Чак Йегер впервые преодолел звуковой барьер. В то время на базе велись исследования в рамках правительственной программы по «X-15», единственному крылатому летательному аппарату, способному летать в космосе. Он стартовал не с земли, а с самолета-носителя – бомбардировщика Б-52 – в верхних слоях атмосферы. Смысл был в том, чтобы исключить самую опасную фазу старта с земли, первые секунды, когда нет возможности после отрыва остановить старт без огненной катастрофы (если аппарат стартует на высоте 50 тысяч футов и происходит отказ, можно слить топливо и останется время, чтобы спланировать к земле и безопасно сесть). Кроме проблемы безопасности, идея с двумя самолетами позволяет отказаться от одноразовых носителей, с которыми запуски стали бы непозволительной роскошью. И еще один плюс: в разреженной атмосфере тратится меньше топлива, а значит размер корабля может быть меньше.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.